Молитва любви - Барбара Картленд Страница 7

— Что вас так огорчает? Скажите же, почему вы убежали из дома?

Джина до боли в суставах сцепила пальцы в замок.

— Я… я не могу вам сказать, — проговорила она. — И пожалуйста, поверьте мне… я обещаю… я вас не подведу.

— Итак, насколько я понимаю, вы просите меня предоставить вам убежище, — спокойно подытожил граф. — Бы бежите от кого-то, кто сильно вас напугал.

— Я действительно очень напугана, — призналась Джина.

— А если я решусь вам поверить, можете ли вы обещать мне одну вещь? — спросил граф.

В глазах Джины вновь засветилась надежда.

— Вы… нанимаете меня?

— Только если вы мне пообещаете…

— Все что угодно!

— Если вы попадете в беду, если то, от чего вы бежите, станет для вас действительно опасным, обещайте, что придете ко мне и расскажете всю правду.

— Я обещаю… конечно, я обещаю, — быстро ответила Джина. — И не думайте, в этом нет ничего… позорного… или преступного… просто это меня очень тяготит… это темное пятно в моей жизни, которое делает ее такой жалкой… такой…

Ее исполненный страдания голосок весьма тронул чувствительное сердце графа, и он принял решение.

— Отлично, вы дали мне слово и можете уже завтра отправляться в «Монастырский очаг», если это согласуется с вашими желаниями.

Джина не смогла сдержать радостный возглас.

— О! Благодарю вас! Какой же вы замечательный! Я так вам благодарна, так благодарна!

Ее ликование было столь бурным, что его сиятельство решил впредь вести себя несколько осторожнее и поспешил добавить:

— Разумеется, если вы не уживетесь с леди Элис, вам придется уехать, и без обид.

— Башу подопечную племянницу зовут Элис? — поинтересовалась Джина.

— Леди Элис Хенбьюри, ее отец был маркизом, а ее мать приходилась мне двоюродной сестрой. — Джина не смела перебивать графа, а он тем временем продолжал: — Маркиз, будучи неисправимым любителем приключений, погиб в Турции во время землетрясения, однако перед смертью он успел назначить меня опекуном Элис, потому что матери она лишилась еще ребенком.

— Так, значит, она сирота, как и я? — прошептала Джина.

—: Бот видите, как много у вас общего, — заключил граф, не вдаваясь в подробности о том, что маркиз Хенбьюри при жизни был личностью весьма необузданной и не отличался безупречной репутацией. Он разбрасывал деньги направо и налево, и дочери своей не оставил ничего, кроме внушительной стопы неоплаченных счетов.

Б письме, которое граф прочитал после его смерти, маркиз написал следующее: «Вы достаточно богаты, чтобы оплатить мои счета, а заодно позаботиться и об Элис. Она вырастет настоящей красавицей, и я думаю, вам следует через годик жениться на ней. И если вам повезет с женой так, как мне повезло с ее матерью, то вы счастливчик! А жениться-то вам все равно рано или поздно придется, и никто не сможет сказать, что у Элис в жилах течет менее благородная кровь, чем у вас!» Его сиятельство нашел это письмо неподобающим, но чего еще можно было ждать от Уилли? А потому граф смиренно оплатил счета, которые, надо сказать, тянули на весьма кругленькую сумму, и организовал возвращение Элис из Турции, где та была с отцом, на родину в Англию.

Когда граф впервые увидел Элис, он удивился тому, как сильно девушка похожа на свою мать, которая, не успев выйти из монастырского пансиона, сразу же сразила Лондон своей красотой.

Прожив в обществе Элис в «Монастырском очаге» с неделю, его сиятельство пришел к мысли, что перспектива женитьбы на ней не столь уж плоха. С тех самых пор как граф вышел из-под опеки гувернера, его постоянно донимали настойчивыми советами обзавестись женой. До сих пор ему удавалось успешно избегать брачных уз лишь потому, что условия его жизни не предполагали частого общения с девушками: из Итона он сразу же направился в Оксфорд, потом попал в ряды Кавалерии, где и обретался до двадцати пяти лет, когда наконец унаследовал отцовский титул, щедро подкрепленный внушительным состоянием, которое аккуратный отец сберег для него.

Получив деньги, его сиятельство понял, что значит наслаждаться жизнью. За сравнительно небольшое время его скаковые лошади да и все имение стали гордостью графства.

Получить приглашение на прием в «Монастырский очаг» превратилось для его великосветских соседей в вопрос престижа.

Его сиятельство был талантливым организатором, и ни одна деталь ни разу от него не ускользнула. Он хотел для себя самого лучшего, и для удовлетворения этой своей потребности был готов на все.

А Элис в его великолепную жизнь никак не вписывалась. Когда граф уже решил на ней жениться, он строил радужные планы, как его бабушка, графиня Доваджерская, представит молодую жену ко двору.

Бабушка даже обещалась стать для Элис наставницей на время, пока та жила в «Монастырском очаге». Увы, к моменту приезда бабушки в I имение Элис уже ничто в жизни не интересовало.

Сначала граф решил, что виной тому депрессия, вызванная смертью отца, и, приняв во внимание, что Элис вернулась в Англию в ноябре, предположил, что уже к лету она избавиться от тяжести утраты.

Однако, к великому его удивлению, вместо того, чтобы вновь обрести то, что сам он называл радостью жизни, Элис все сильнее впадала в апатию.

Несмотря на это, она по-прежнему оставалась красавицей, и его сиятельство уже решил, в чем представит ее свету в качестве своей супруги.

Драгоценности Инглтонов были хорошо известны, и никто не мог сохранять равнодушный вид, любуясь бриллиантовой диадемой, более внушительной, чем любое украшение у всех жен пэров на открытии Парламента. Это не говоря уже о сапфировом гарнитуре, равного которому не было во всей Англии.

Но Элис ни в малейшей степени не интересовалась драгоценностями, у нее не было желания даже просто на них посмотреть.

Когда граф приглашал к себе в поместье друзей, Элис появлялась ненадолго в начале ужина, а после поспешно удалялась к себе, пока джентльмены курили трубки, а дамы беседовали о своем в другой комнате. Целыми днями Элис оставалась в своих комнатах, избегая общества графа.

«Что вытворяет эта чертова кукла?» — этот вопрос граф уже устал задавать себе, поэтому задал его своему секретарю, а потом и доктору, правда, в более корректной форме. Мистер Уодкинс выдвинул предположение, что Элис не хватает общества ровесников.

— Что вы хотите этим сказать? — довольно резко поинтересовался его сиятельство у секретаря, который не замедлил пояснить свою мысль:

— Дело в том, милорд, что леди Элис еще не исполнилось и восемнадцати, в то время как вы и ваши друзья в некотором роде старше ее. Его сиятельство даже подумал, что ослышался:

— Уж не хотите ли вы сказать, что она считает нас занудами?

Уодкинс примирительно улыбнулся:

— Отнюдь нет, милорд. Я просто предположил, что у нее могут быть какие-либо интересы, свойственные девушкам ее возраста.