Розетта - Барбара Эвинг Страница 7

Помимо этого, о Роза, тебе одной известно, как много я всегда, всю свою жизнь разговаривала с Богом, который, я знаю, присматривает за нами. Но Гораций считает, что Бог еще не коснулся меня и что у меня нет зрелого представления о Боге. Ах, Роза, есть столько всего, чего я не знаю! Конечно, очень может быть, что он прав, но странно как-то чувствовать, что я не совсем… поняла. Но уверена, Гораций объяснит мне все. Он ведь так много знает. Я повторяю себе снова и снова, что он будет моим учителем.

Отвечай быстрее, дорогая Роза, ты же никогда не прекратишь писать письма и вести дневник, так ведь, милая? Только потому, что мы замужем? Навсегда запомнилась мне картина, как ты сидишь за старым столом своей матери, который превращается в карточный, полностью сосредоточившись на том, что пишешь, словно весь остальной мир перестал существовать. Милая моя, мне так тебя не хватает…

За городом есть вересковая пустошь, где я время от времени гуляю. Уже потеплело, и иногда я лежу одна среди деревьев и трав, гляжу в небо, на проплывающие мимо облака, и говорю: «Господи, я знаю, что ты там есть, я жду твоего слова, если ты еще не говорил со мной, когда мне так казалось». А облака сплетаются и расплетаются, как бы отвечая: «Мы слышим тебя». Я себя по-детски веду, как ты считаешь? Да, надеюсь, что это так!

Господи благослови тебя, моя дорогая Роза.

Фанни»

«Уимпоул-стрит,

Лондон,

Май 1796 года

Дорогая моя Фанни!

Ты самый мудрый человек из тех, кого я знаю. Ты не ведешь себя по-детски. Ты — моя милая кузина, и мне тебя очень не хватает. Твои дорогие мама и папа и все девочки только что были у меня в гостях. Ох, путешествовать по свету! Индия! Кто знает, что они встретят на своем пути! Твои сестры думают, что в Индии много достойных молодых английских джентльменов и что они только и ждут их приезда! Они говорят об обезьянах, змеях, слонах и военных балах. Они просто сгорают от нетерпения! Все очень беспокоились, мы поплакали. Они сказали, что скоро попрощаются с тобой. Ох, Фанни! Когда мы снова увидим их?

Они едут в Индию, а мы — замужние женщины и должны заниматься своими семейными делами! (Бывает, что сожалеешь о том, что уже больше не девочка?) Ох, Фанни, как мне не хватает мамы, даже теперь! Неужели я больше не Роза Холл? Оказывается, я стала Розой Фэллон, виконтессой Гокрогер, хозяйкой и женой! Ох, Фанни, Гарри любит меня, и я с ним так счастлива! Когда Гарри не в плавании, у нас великолепная жизнь: мы поздно встаем, поздно ложимся спать, в четыре или пять часов утра! И, Фанни, обрати внимание на новый адрес. Мы наконец переехали в свой собственный (большой!) дом на Уимпоул-стрит. Но на Уимпоул-стрит ничего особого не происходит, хотя она могла бы стать модным местом. Она никуда не ведет, только к полям за площадью Портланд-плейс.

Лучшим следствием нашего переезда можно считать то, что я избавилась от свекрови! И от этого холодного дома на улице Грейт-Смит-стрит, так помпезно названного Гокрогер-холл. Быть вдовой — это нелегкое испытание, как ты уже имела случай заметить. Я могу считать себя действительно везучей (я часто об этом говорила), раз сумела «поймать» отпрыска такого семейства, но действительно, за все приходится платить. Даже твой любимый Гораций (который, как мы знаем, уважает титулы) выглядел не иначе как испуганным, когда вдовствующая виконтесса Гокрогер завладела его вниманием в день моей свадьбы. Он понял, что бежать некуда, когда на него обрушился поток слов. Мне становилось все интересней и интересней, как ей удается говорить так долго, не переводя дыхания. Внимательно приглядевшись, я сделала серьезное заключение, что она говорит и во время вдоха, и во время выдоха. Поэтому возможности прервать ее не представляется.

На Уимпоул-стрит мы проводим досуг в длинной, выкрашенной в голубой цвет гостиной, завешенной портретами семейства Гокрогеров: лица стариков, освещенные пламенем свечей, глядят на меня сверху вниз, некоторые строго, некоторые благожелательно. Я, конечно же, думала, что это старинная знать, пока экономка не объяснила мне, что большинство из них были «дельцами» — с каким отвращением она произнесла это слово! Знатные персоны на портретах — все из семьи вдовы. По всей видимости, именно она добавила немного аристократической крови в жилы Фэллонов! Моя любимая картина запечатлела нынешнюю семью Фэллонов несколько лет назад: усопший виконт Гокрогер в длинном парике с буклями, Гарри — этакий маленький озорник, его младший брат Джордж, выглядящий довольно хитрым малым. Семья с самым серьезным видом расположилась вокруг клавесина. Виконтесса сидит за ним, положив руки на клавиши. Она в высоком парике с перьями, молодая, но весьма представительная, с длинным аристократическим носом и пронзительными голубыми глазами, которые, к сожалению, я так хорошо знаю. На полотне она затмевает всех, но поскольку я никогда не слышала, чтобы она что-либо играла или кто-либо из этой славной семьи интересовался музыкой, то картина, очевидно, отражает их общественные стремления, а не музыкальные предпочтения! Мы, дорогая Фанни, являемся «новой» аристократией. (Как будто меня это волнует. У меня есть мой дорогой Гарри, и больше мне ничего не надо, а он так спешит наслаждаться жизнью, что, думаю, ему тоже все равно.) Но вдова и Джордж ну очень хотят быть более величественными, чем они есть, и стать не просто «новой» аристократией, а частью «le beau monde» ^[5]. Я имею в виду, они стремятся занять место среди нескольких важных старинных семей, герцогов, графов и маркизов, которые окружают короля и премьер-министра и, полагаю, принца Уэльского (хотя известно, что у него есть несколько довольно странных знакомых). Но, без сомнения, это не то, к чему стоит стремиться. Правила очень жесткие, и нарушать их нельзя. Ты не можешь стать одним из них, если только не принадлежишь к древнему роду. А мы не принадлежим. Как же мы можем войти в высший свет? Однако создается впечатление, что вдова и Джордж каждую минуту своей жизни проводят в надежде подняться как можно выше. Все, что они делают, направлено на это. Деньги не имеют значения (поскольку семья Фэллон очень богата — я только сейчас начала осознавать это). Так, большая часть нашей жизни проходит во встречах с «нужными» людьми. В Лондоне мы постоянно посещаем великие семейства, отправляемся в театр, Рейнлей-гарденз или Воксхолл — сплошные увеселения, фейерверки, шампанское и обеды. Помнишь наши прогулки, правда, не такие дорогостоящие? Помнишь «поющих акробатов»? Они все еще выступают. А мы ездим в предместья, в изящные особняки и даже дворцы, где неспешно пьем шампанское и танцуем. Однажды они заставили меня поехать на охоту. Это было ужасно, и в следующий раз я отказалась. Они подстрелили оленя. С ним был маленький олененок. Джордж, брат Гарри, поднял олененка и убил голыми руками — сломал ему шейку и отшвырнул его. Потом мы поехали дальше; Джордж смеялся мне в лицо и говорил, что его жестокость — во благо.

Но никто из них никогда не говорит о книгах или о том, что узнал, о чем думал, как мы с тобой когда-то. Гарри никогда ничего не читает. Он говорит, что у него нет времени. Книги выводят его из равновесия, поэтому теперь я храню их в своей комнате. Я хотела поделиться с ним столь многим, но единственной книгой из прочитанных мной, к которой он проявил хоть какой-то интерес, был «Шедевр» Аристотеля. Он рассмеялся, когда я рассказала ему, как мы с тобой прятали ее за занавесками в библиотеке. Он добавил, что ни одна порядочная девушка не догадывается о существовании такой книги. Хотя он часто вспоминает о ней и, похоже, знаком с ее содержанием. (Думаешь, он тоже читал ее?!) Недавно меня так вывела из себя скука на одном званом вечере, что я вышла в другую комнату почитать книжку. К сожалению, за мной увязался какой-то гнусный толстяк. Он подошел так близко, что мне пришлось сказать ему: «Оставьте меня в покое, сэр». Как героине тех романов, что мы читали.