Милое коварство - Светлана Лубенец Страница 7

– А что я такого сказал в столовке? Прав был, как никогда!

Анна Сергеевна жутко покраснела, а 10-й «А» радостно заржал.

Дома она первым делом открыла тетрадь ученика 10-го «А» класса Артемова Дмитрия. Сразу после числа было написано:

«Я люблю вас».

Данной фразой сочинение Артемова Дмитрия, на которое он потратил ровно два урока, начиналось и заканчивалось. Анна Сергеевна поставила ему за этот титанический труд «2/2», дав необходимые пояснения: первая «двойка» – за то, что тема не раскрыта, вторая – за бедность единственной синтаксической конструкции.

Директриса долго полоскала Анну Сергеевну за то, что она «потеряла» тетрадь очень хорошего ученика Дмитрия Артемова, которому наверняка совершенно необоснованно влепила «2/2». Хороший ученик Артемов потом все же представил своей выздоровевшей литераторше новое сочинение, тему которого раскрыл с большим количеством богатых синтаксических конструкций. Он получил за него «4/4», и вопрос с повестки дня был снят.

После реабилитации и с двумя четверками в кармане Артемов неожиданно материализовался перед Анной Сергеевной в темном подъезде того дома, где она с подругой снимала комнату. Он загородил ей дорогу к квартире и, сверкая влажными карими глазами, глухо сказал:

– Я люблю вас.

Анна Сергеевна, которая, казалось бы, вовсе не должна была удивиться этому заявлению, поскольку уже ознакомилась с ним в письменном виде, замерла на ступеньках в тяжелейшем потрясении. Она вдруг осознала до душевной боли, что если бы он не был учеником ее школы, то она бы, пожалуй…

– Я люблю вас, – повторил он, – и ничего не могу с собой поделать… Я прикинул, что вы старше меня всего на четыре года… Это же пустяки, Анна Сергеевна… Разве нет?

Она была согласна с тем, что даже в масштабах не слишком длинной человеческой жизни четыре года действительно можно посчитать пустяком. Но его несовершеннолетие, его ученичество со счетов сбросить никоим образом было нельзя.

– Вы… вы ученик десятого класса, Артемов, а потому я не имею никакого морального права даже обсуждать с вами этот вопрос, – сказала чистую правду Анна Сергеевна.

– Я не нравлюсь вам? – спросил он, пропустив мимо ушей заявление об ее моральных правах.

Она почувствовала, что кафельный пол старого дома уходит из-под ее ног. Он не мог не нравиться… Анна Сергеевна знала, что по нему сохнет половина девчонок их школы, начиная с седьмых классов. Яркоглазый, буйноволосый Дима был очень хорош собой.

– Что же вы молчите, Анна Сергеевна? – подстегнул он ее очередным вопросом. – Молчание работает против вас…

Она и сама понимала это, а потому рванулась к квартире, чтобы побыстрей скрыться от него, но Артемов обеими руками сграбастал ее в объятия. Анна Сергеевна не успела и вздохнуть, как уже почувствовала на своих губах его губы. До чего же дорого дала бы она, чтобы этот поцелуй никогда не кончался, но все же вынуждена была резко прервать его, отвесить Артемову звонкую оплеуху и скрыться в квартире. Она рухнула на продавленный диванчик жалкой съемной жилплощади прямо в плаще и полусапожках, закрыла глаза, и в ее сознании продолжился этот дивный поцелуй. Потом она представляла, как сама целует Диму в яркие щеки, а после еще раз в губы… Юной Анне Сергеевне делалось то сладко, то страшно, хотелось то смеяться, то горько-горько по-бабьи выть. Она понимала, что теперь всегда будет мечтать о его поцелуях, но никогда не сможет позволить себе сдаться воле его губ и уже по-мужски сильных рук.

В честь окончания первой четверти старшеклассникам была устроена дискотека, на которой Анне Сергеевне пришлось дежурить. Она пыталась отказаться от этой обязанности всеми возможными способами, но директриса была неумолима. Она утверждала, что стоит только один раз нарушить график дежурства учителей, как потом этот процесс выйдет из-под контроля. У одного больна мама, у другого – ребенок, третий – ждет сантехника, а ей, директору, отдувайся! Нет! Во вверенной ей школе учителя должны твердо знать, что график дежурства – вещь святая и нарушать его никому не позволено!

На один из медленных танцев Анну Сергеевну пригласил Артемов. Она застыла, оглядываясь по сторонам. Его одноклассники с ядовитым интересом наблюдали за происходящим. Анна Сергеевна поняла, что если сейчас откажет ему, когда рядом со своими учениками весело и непринужденно танцуют другие учителя, то тем самым даст понять окружающим, что их связывают какие-то ненормативные отношения. Она с самым независимым видом положила руки на плечи десятикласснику Дмитрию Артемову и чуть не вскрикнула, когда его горячие руки обняли ее за талию. Актовый зал, в котором проходила дискотека, поплыл у нее перед глазами. Она не видела ничего, а чувствовала только жар его рук и легкое дыхание у виска. Потом вдруг дыхание сделалось горячей, и его губы коснулись ее кожи. Анне Сергеевне и хотелось бы отпрянуть, но она по-прежнему не могла позволить себе привлечь к их паре повышенное внимание общественности. Дима теснее прижал ее к себе, и она поняла, что разрыдается от переизбытка чувств, если музыка наконец не закончится. Ей повезло в том, что музыка все-таки закончилась. В остальном не повезло страшно. Поцелуй зафиксировали не только одноклассники Артемова, но и директриса, которая на этой дискотеке была дежурным администратором.

– Как учитель средней школы может позволить себе целоваться с учеником в принципе?!! – истерично вопрошала директриса. – Я уже не говорю о том, что непристойно делать это на виду у всей школы!

– Я не целовалась, – вяло возражала Анна Сергеевна, потому что уже сто раз целовалась с Артемовым в мечтах.

– Если бы я не видела этого собственными глазами, тоже не поверила бы, что такое возможно в детской школе! – визжала директриса. – Как вы могли, Анна Сергеевна?! А если это дойдет до гороно?! А если до родителей Артемова?! Да меня же затаскают по инстанциям, а с вас что? Как с гуся вода!

– Я… я уволюсь… – прошептала Анна Сергеевна.

– Да, милочка, пожалуй, это будет наилучшим выходом для всех! – Директриса очень постаралась, чтобы Анна Сергеевна не уловила нот торжества в ее голосе. Как она ловко все устроила! Эта сопливка уволится сама, и все будет шито-крыто! А после увольнения пусть целуется с Артемовым где хочет и сколько угодно! Ее как директора средней школы это уже касаться не будет.

Домой после злополучной дискотеки Анна Сергеевна ехала в своем троллейбусе слепой от слез. В подъезде ее ждал Артемов. Она жалко и некрасиво разрыдалась при виде молодого человека. Он обнял ее и прижал к себе, приговаривая:

– Я кретин… нельзя было… Я видел, как подпрыгнула директриса… Но никак не смог сдержаться…

– Я… я должна уво-о-оли-и-и-ться… – прорыдала она.

– Ну… простите меня… простите… Я не хотел ничего такого… Вы же знаете… Я люблю вас… Я люблю… тебя… Анечка…

Он приподнял ладонями ее мокрое несчастное лицо и принялся целовать куда придется: в щеки, в глаза, в нос и, конечно же, в опухшие соленые губы. Она не могла сопротивляться. У нее не было сил. Она не знала, как ей жить дальше. Ей казалось, что ее теперь не примут на работу ни в одну из школ, потому что на ней клеймо порочной женщины. Еще бы! Ее целовал ученик! Он и сейчас ее целует! Какой позор! Какой стыд! Она попыталась вырваться, но Дима прижал ее к себе еще тесней и горячо зашептал в ухо: