Love Forever? - Светлана Лубенец Страница 7

– Кажется, вывихнул, – простонал он.

– Час от часу не легче! – бросил раздосадованный Масляков. – Идти-то можешь?

Шурик попробовал наступить на ногу и опять сморщился.

– Могу, но здорово больно.

– Надо холод и давящую повязку! – вспомнила правила оказания первой медицинской помощи Лена Третьякова.

– В общем, Шурик, чувствую, тебе придется хромать со мной в дом, – улыбнулась Аня.

– Я тоже пойду с вами, – повернулся к ним Володя.

– Нет уж! – ухватилась за его шорты Третьякова. – Никуда твоя Анечка не денется, и с обедом они вдвоем с Шуриком справятся. Пошли вчетвером к Усачевым. Ты, Володька, очень солидно выглядишь. Они тебе поверят, что мы не жулики какие-нибудь.

– Конечно, иди, Володя, – отпустила его Аня.

– Как Усачевых-то зовут? – сразу догадался спросить Соленко.

– Сейчас там, скорее всего, только бабка, Елизавета Кузьминична, – ответил Шурик. – Вы уж с ней повежливее! Строгая очень. И с козами там… все-таки поосторожнее!

– Не учи ученых! – ответил Володя, который уже почувствовал себя командиром.

– До домика-то дойдешь? – участливо спросила Лена и бросила на Лихачева взгляд, который должен был дать ему понять, что она не забыла то, как они готовили завтрак на кухне.

– Дохромаю, – ответил он, и они с Аней медленно пошли к даче.

– Давай приложим к твоей ноге хотя бы пакет из холодильника, – предложила Шурику Аня, когда они наконец добрались до домика и удостоверились, что ни Дины, ни Федора по-прежнему в нем нет. – А потом я тебе туго перевяжу косынкой. Бинта наверняка у вас нет?

– Нет, – не согласился Шурик, – лучше тебе сначала плечи намазать.

– Чем?

– Да хотя бы сливочным маслом. Говорят, тоже помогает. От утренних бутербродов осталось. – И он достал из холодильника ополовиненную пачку масла.

– Нет, нога важнее! – не согласилась Аня.

– Да она у меня уже почти и не болит, – сказал Шурик.

– Это сейчас не болит, а потом знаешь как распухнет! Я знаю, что это такое! У меня зимой тоже вывих был! На лыжах каталась и упала. Чуть ли не три недели в школу не ходила. Ты-то, конечно, не помнишь…

– Почему не помню? Я все про тебя помню.

– В каком смысле? – не поняла его Аня.

– В таком. Я все про тебя помню, потому что… в общем… ты мне очень нравишься…

– Брось… – передернула плечами Кашуба. – Никогда не замечала. Шутишь, да? Очень глупо с твоей стороны!

– Что ты могла замечать, если только на Соленко и смотришь!

Аня все еще очень недоверчиво поглядывала на него из-под густо накрашенных ресниц.

– А хочешь, я тебе докажу? – предложил Шурик.

– Ну… давай… доказывай… – не очень уверенно согласилась Аня.

– Пожалуйста! – И Лихачев, совершенно не хромая, прошелся по кухне.

– И что это значит?

– Это значит, что у меня нет никакого вывиха!

– Как это? Я же сама видела, как ты упал и как нога вывернулась…

– Ловкость рук… вернее, ног! – рассмеялся Шурик. – Только и всего!

Аня растерянно молчала, забыв про свои огнем горящие плечи.

– Ну что ты на меня смотришь с таким испугом, будто я какой-нибудь преступник?

– Ты мошенник… – отозвалась Аня. – А может, и преступник… вместе со своими исчезнувшими братьями-сестрами… Не знаю…

– Разве преступление быть влюбленным в Аню Кашубу? – спросил ее Шурик. – Мне очень хотелось сказать тебе о своих чувствах. А как скажешь, если около тебя вечно ошивается Соленко. Вот я и придумал, как мне остаться с тобой наедине. Импровизация!

– Ну… сказал ты мне… и что?

– Ничего. Может быть, ты теперь посмотришь на меня по-другому.

– Как?

– Не знаю, как-нибудь… Может, сравнишь с Володькой и поймешь, что…

– Что?

– Что я… не хуже…

– Ты не хуже, но…

– Вот только не надо мне рассказывать, как вы с Соленко поклялись в вечной любви до гроба, – усмехнулся Шурик.

Аня вздрогнула, потому что они с Володей после выпускного вечера именно это и сделали.

– Почему это не надо? – с вызовом спросила она.

– Потому что все можно еще переиграть… если, конечно, захотеть…

– А если я не захочу?

– А ты так уж сразу-то не отказывайся. Ты подумай…

Лихачев сдернул с ее плеч рубашку Соленко и, не спрашивая разрешения, принялся смазывать их маслом. Аня стояла перед ним ни жива ни мертва и никак не могла понять, что ей лучше всего сделать. Плечи болели, но Шурик касался их так осторожно и ласково, что вырываться из его рук ей не хотелось. Шурик будто понял это и неожиданно поцеловал девушку в еще не намазанное плечо. Тут уж Аня не выдержала и залепила ему такую звонкую оплеуху, какую только смогла. Лихачев выронил масло и схватился рукой за щеку, которая сразу запылала не хуже Аниных плеч.

– Не смей прикасаться ко мне, слышишь? – бросила ему Кашуба, но они оба почувствовали неуверенность в ее голосе.

Лихачев понял, что девушка уже начала выбирать из двух молодых людей того, который лучше. Аня с ужасом смотрела на Шурика и понимала то же самое. Несколько минут назад она была уверена в незыблемости своей любви к Володе Соленко. Сейчас она осознала, что ее спокойствию пришел конец: теперь она будет мучиться сложнейшим выбором. У Лихачева оказались очень красивые глаза и нежные руки. И почему она раньше не замечала его глаз? А если прибавить еще и наличие у него прекрасной дачи, на которую можно будет ездить достаточно часто, то…

Аня помотала головой, отгоняя от себя преступные мысли. Володя сейчас ищет для нее лекарство, а она…

– В общем, все остается по-прежнему! – Аня постаралась сказать это как можно тверже. – И не вздумай ко мне лезть, а то…

– А то что?

– А то я скажу ребятам, что у тебя нет никакого вывиха и что ты всех обманул!

– Но они же будут спрашивать, зачем я это сделал.

– Вот ты и ответишь!

– Хорошо. Я отвечу им то же самое, что сказал тебе!

– Нет! – крикнула Аня, потому что она сразу представила себе при этом лицо Володи.

– Тогда предлагаю закончить пока обсуждение данного вопроса и приступить к обеду, потому что уже пора. – И он показал на часы, которые показывали половину первого.

В полном молчании они принялись готовить обед. Кашуба старалась не смотреть на Шурика, но глаза то и дело возвращались к молодому человеку и отмечали то ладную фигуру, то ровный красивый загар. Она все еще ощущала его прохладный поцелуй на своем обгоревшем плече, и ей хотелось бежать из домика у залива куда глаза глядят. Аня страшилась заглядывать даже на час вперед. Она никак не могла представить, что теперь будет.