Ночь в гареме, или Тайна Золотых масок - Георг Борн Страница 7

– Сто пиастров за одну щепотку?

– Это еще полцены, сынок. Такого порошка больше нигде нет.

Лаццаро бросил на стол горсть пиастров и развернул письмо.

– Осторожнее, чтобы пыль не попала нам в нос или в рот, а то мы погибли, – сказала старуха. – Предоставь мне это сделать, я уж знаю, как обходиться с этими вещами. Ба! – вдруг вскричала она, осторожно рассыпав немного порошка по бумаге и затем осторожно сложив письмо. – Вот какие у тебя знатные знакомые, хи-хи-хи!

Она успела пробежать глазами письмо и узнала, что оно адресовано великому визирю.

– Ба! На какие еще знакомства ты намекаешь? – сердито отвечал Лаццаро и вырвал письмо из ее костлявых рук.

– Зачем тебе иметь от меня тайны, сынок?

– Тайны, не тайны, а если ты не будешь молчать, тогда между нами все кончено.

– Ого, ты, кажется, боишься, чтобы я не разболтала о твоем письме?

– Да, когда бываешь пьяна.

– Никогда я не бываю пьяна настолько, чтобы забыть, что можно сказать и чего нельзя, – возразила старая Кадиджа. – Мы делали с тобой немало хороших дел, не забудь это, сынок. Не я ли отвела тебя к баба-Мансуру, когда ему понадобилось устранить Альманзора и его сына Абдаллаха…

– Ты это сделала. Но так как мы уже заговорили об этом, то скажи, пожалуйста, чему приписать твою ненависть к старому Альманзору и его семейству? Что скажешь ты на это, Кадиджа?

– В другой раз, сыночек, в другой раз, – отвечала старая снотолковательница.

При последних словах грека ею овладело сильное беспокойство, и судорожные гримасы совершенно исказили ее и без того страшно безобразное сморщенное лицо.

– Хорошая вещь твое письмо, хи-хи-хи! – продолжала старуха. – Да, да, по крайней мере освободится место и младшие смогут получить повышение. Берегись только, чтобы в случае скоропостижной смерти Махмуда-паши красавец Сади-паша не сделался великим визирем. Хи-хи-хи, почем знать, принцессе ведь приснилось нечто похожее.

– Лучше бы ты давеча ослепла, чтобы не читать чего не следует, – пробормотал, скрипя зубами, Лаццаро и вышел из дома старухи.

– Какие у тебя всегда благочестивые желания! – воскликнула Кадиджа, провожая своего друга до дверей.

Долго слышался ему отвратительный, хриплый смех безобразной старухи.

Он поспешно вернулся к пристани, где ждал его каик, и приказал лодочнику везти себя в Стамбул. Здесь, недалеко от сераля, помещался большой, роскошный дом великого визиря. Махмуд-паша к вечеру отправился на совет визирей в сераль. Заседание, на котором было решено быстрое усмирение мятежа вооруженной силой, продолжалось недолго, и в сумерках он вернулся домой. Поужинав в кругу семейства, он отправился в свой рабочий кабинет, где имел обыкновение засиживаться часто до поздней ночи. Рабочий кабинет великого визиря помещался рядом с большим приемным залом и возле маленькой прихожей. Прежде чем приняться за работу, Махмуд-паша отворил высокие двустворчатые двери в приемный зал, так как в кабинете было очень жарко. Затем он сел за письменный стол, над которым висела большая, роскошная лампа, и занялся окончанием некоторых административных дел. Но едва он успел просмотреть несколько бумаг, как вдруг услышал шум. Он быстро вскочил с места. В приемном зале, слабо освещенном несколькими канделябрами, ясно слышались шаги. Великий визирь посмотрел в зал, где царил таинственный полусвет. Вдруг перед его удивленным взором предстала какая-то фигура. Было еще не поздно, по галереям везде еще сновали слуги, может быть, это был один из них. Он окликнул – ответа не было. Он хотел посмотреть, в чем дело, но в эту самую минуту у входа в приемный зал он увидел фигуру в лохмотьях, в зеленой арабской повязке, а под ней на лице сверкала золотая маска. Великий визирь с удивлением посмотрел на таинственную фигуру, которая в ту же минуту исчезла.

– Золотая Маска, – пробормотал он. – Да, это была она, и в народе ходит поверье, что появление ее служит предостережением. Она появилась на улицах перед началом мятежа. Что предвещает мне ее появление?

Махмуд-паша не окликал ее и не преследовал. Он даже не звал прислугу. Несколько минут простоял он в раздумье, но размышления его были прерваны появлением камердинера. Великий визирь думал, что он пришел доложить ему о странном видении.

– Человек с письмом ожидает в приемной, ваше сиятельство, – сказал камердинер. – Он так настоятельно просит увидеть вас, что я наконец должен был уступить его просьбам.

– Что это за человек? – спросил Махмуд-паша.

– Какой-то проситель.

– Возьми у него письмо.

– Он не хотел его отдавать мне, боясь, что оно не дойдет до вашей светлости и что вы его не прочитаете.

– Скажи ему, что я приму и прочту письмо, а если он и тогда не захочет уйти, то выгони его.

Слуга с поклоном удалился.

– Странно, – пробормотал великий визирь. – Что означает появление сказочной фигуры в этих местах?

Он подошел к открытой двери и пристально всмотрелся в далекое, полутемное пространство. Зал был пуст, не оставалось никаких следов Золотой Маски. Слуга с письмом вернулся в кабинет и, положив его на письменный стол, удалился. Махмуд-паша в раздумье оставил зал. Что-то удерживало его спросить слугу о загадочном видении. Не было ли это просто обманом чувств, галлюцинацией?

Великий визирь сел за стол и снова принялся за работу. Около часа спустя взгляд его случайно упал на письмо и, вспомнив свое обещание прочесть его, он взял письмо, развернул его и ударил рукой по бумаге: ему показалось, что на ней желтая пыль. Маленькое, едва заметное облачко пыли поднялось с бумаги прямо в лицо великому визирю, но он, ничего не подозревая, принялся читать просьбу. От вдыхания этой пыли им овладел легкий припадок кашля, но Махмуд-паша не обратил на это внимания, прочел письмо до конца и таким образом вдохнул в себя весь яд, в нем содержавшийся. Некоторое время спустя он почувствовал сильную усталость и в изнеможении откинулся на спинку кресла. Им овладело состояние полнейшего оцепенения – роковое письмо выпало у него из рук. Перед его глазами носились беспорядочные картины. Ему казалось, что молния ударяет в него, что яркое пламя огромными языками обвивает его тело. Ослепленный яркими лучами, закрыл он глаза и все не мог избавиться от света сверкающих молний, он хотел бежать от них, но не мог. Смертельный страх овладел им.

Супруга его, удивляясь, что он так долго сидит за работой, вошла в кабинет. Каков же был ее испуг, когда он увидела, что муж ее лежит в обмороке, откинувшись в кресле, голова его и руки, словно налитые свинцом, тяжело свесились на пол. Легкий крик ужаса сорвался с ее уст. Она бросилась к мужу – он был в совершенном оцепенении. Она позвала прислугу, и немедленно были пущены в дело все средства, чтобы привести его в чувство. После долгого труда это наконец удалось им. Махмуд-паша действительно пришел в себя, но жаловался на мучительную боль в голове и во всем теле. Немедленно были призваны доктора, а великий визирь был отнесен на постель. За ночь, благодаря немедленной медицинской помощи, унялась головная боль, но зато боль в теле увеличилась, достигнув таких ужасающих размеров, что доводила его до обморока. Доктора сказали супруге визиря по секрету, что тут налицо отравление. Это доказывали все признаки его болезни, хотя и не нашли ничего, что подтверждало бы это подозрение. Великий визирь ужинал в кругу семьи и после этого ничего не ел.