Выйти замуж за незнакомца - Клара Мэтис Страница 7

— Возможно, если бы я стал таким адвокатом, как ты, который только готовит дела к судебному разбирательству, а не барристером [3], все было бы совсем иначе.

— Скорее всего, Питер. Кажется, твоим первым выигранным делом было то, что слушалось в выездном суде присяжных? Ах да, вспомнил — красивую молодую женщину обвиняли в отравлении бывшего мужа. Он вроде бы надоедал ей просьбами о деньгах, а потом поведал ее новому жениху о всех ее женских недостатках, так?

Питер Хендон коротко кивнул, отвернулся и вновь уставился на огонь.

— Это дело дало тебе отличный старт, я бы сказал. Газеты взахлеб писали о твоей прекрасной защите. А как эта леди? Она была тебе благодарна?

Питер Хендон повернулся и сердито посмотрел на него:

— Хватит об этом, Армистид. К тому же она была невиновна. Против нее были только косвенные улики. А ее муж действительно совершил самоубийство, но хотел погубить и ее, потому что ненавидел. Не очень оригинальный план. Я раньше читал о подобном. Это дало мне подозрения, на которых я и строил защиту.

— Да, я вспомнил, ты говорил мне об этом. Ты всегда был жадным читателем, глотавшим книги одну за другой. Наверное, Питер, ты слишком идеалистичен для нашего времени — вот что держит тебя в холостяках.

— Моя работа — вот что я люблю больше всего, и меня совсем не влечет к браку.

— Все это хорошо, но у тебя осталось только одиннадцать коротеньких месяцев, чтобы отложить в сторонку свое женоненавистничество и выполнить условия завещания твоего отца. Если не хочешь, чтобы тридцать тысяч фунтов и дом ушли на благотворительность. Учитывая сегодняшнюю дороговизну жизни, я не думаю, что ты захочешь повернуться спиной; по крайней мере к деньгам. Что касается дома, завещание не ставит никаких требований о продолжительности твоего пребывания там. Так что, чтобы соблюсти формальности, тебе с женой нужно будет провести там хотя бы сутки, и я, как исполнитель воли твоего отца, признаю, что ты выполнил все условия.

— Это правда, что мне пригодились бы тридцать тысяч, как и любому? Но жениться, только чтобы получить их, — увольте. Нет, Армистид, это слишком бессердечно. Как ты сказал, я идеалист. Для меня, если уж жениться, так на всю жизнь. Но сейчас у меня нет ни одной знакомой девушки, с которой я захотел бы провести остаток своих дней. Это факт.

— Ты наследник и знаешь условия завещания — вот все, что я могу тебе сказать, Питер. Как знать, может, ты встретишь за это время кого-то. У тебя в запасе еще одиннадцать месяцев до окончания срока.

— Вполне возможно, конечно. Ты сказал, что в доме все еще живут смотритель и его жена?

— Да. Только вчера я положил в банк очередную сумму их жалованья, за август. Раз в полгода Дженнингс приезжает в город и получает деньги. Ты его помнишь, конечно?

— Смутно. Кроткий маленький человечек, но довольно разговорчивый. Он, видимо, думал облегчить мое горе, рассказывая о последних часах, как он это называл, моего отца. У меня создалось впечатление, что он похож на Урию Хипа [4]— такой же хитрый. Но думаю, отец не стал бы его держать, если бы он не был еще и умным.

— Ты судишь о людях слишком по-книжному, Питер, в этом твоя беда. Но ты никогда не найдешь свою прекрасную Розалинду, Порцию или Роксану, если будешь продолжать искать в реальной жизни именно их.

— А ты думаешь, я буду кого-то искать? По-моему, это будет больше похоже на покупку кобылы на сельском аукционе.

— Ты циничен и к себе, Питер. А тебе не приходило в голову, что ты слишком эгоистичен, слишком самодостаточен и независим, обходясь без друзей, и слишком одержим идеей преуспеть в карьере?

Питер Хендон закурил сигарету и бросил спичку в камин. Некоторое время он молча смотрел на пляшущие языки пламени на почерневших поленьях, затем заговорил, не поворачиваясь к собеседнику:

— Вполне возможно, что я приверженец философии Сирано де Бержерака, Армистид. Ты напомнил мне о нем, когда упомянул Роксану. Один из его героев, Ростан, кажется, говорил, что друзья — это мягкие итальянские кружева на шее, которые тянут голову вниз и обременяют шею, тогда как враги — ошейники из стали, заставляющие тебя держать голову прямо и гордо. — Он повернулся к маленькому лысому человечку в кресле и насмешливо улыбнулся. — Вот и я думаю так же. И не хочу иметь ничего общего с этим домом и прошлым. Все, что я имею, я заработал сам.

— Ты хочешь сказать, что твой отец сделал деньги на биржевых спекуляциях без особых усилий? Но он заработал их честно, Питер, и тебе не за что его упрекать.

— Но дело не только в этом, Армистид, и ты это знаешь. Я не отшельник, и мне не нравится сидеть взаперти в мрачном старом доме, который нужно было снести много лет назад. Я люблю свою работу, и я довольно честолюбив. Вот в чем проблема.

— Только ли в этом? Может, у тебя есть ужасные предчувствия, навеянные тем, что происходило с молодыми женщинами в вересковых пустошах, и неприятными воспоминаниями о гувернантке? — Говоря это, Лоренс Армистид внимательно смотрел на Питера Хендона и заметил, как напряглись его плечи.

Молодой человек повернулся к адвокату. Его лицо пылало, кулаки были крепко сжаты.

— Ты имеешь в виду Лауру Меркади? Да, Армистид? — Он с ненавистью уставился на толстенького лысого человечка, затем пожал плечами и расслабился. — Извини, я не должен был так срываться. Но это слишком многое воскрешает в моей памяти. Я ее ненавидел и был рад, что после того, как меня отправили в школу, я больше ничего о ней не слышал. Кстати, что с ней случилось?

Адвокат поджал губы, постучал по пепельнице пеньковой трубкой, вытряхивая пепел, затем снова положил ее на поднос.

— Твой отец оставил ей пять тысяч фунтов. Они были ей выплачены нашей фирмой через месяц после его смерти. Где она сейчас — не могу сказать. Мы тогда нанимали частного детектива, чтобы ее найти. Она оставила работу у твоего отца через год или два после твоего отъезда в пансион и сказала ему, что, если он захочет связаться с ней, пусть пишет на почтовый абонентский ящик в Лондон. Все, что мне известно, — она получила чек, а потом и деньги. Я даже не знаю, Питер, жива ли она.

— Это не важно. Я ни разу не вспомнил о ней за это время, пока ты не упомянул ее имени. О, она была чертовски красивой женщиной, с этим я не могу не согласиться. Даже будучи ребенком, я сознавал это, впрочем, как и отец. Но я всегда чувствовал, что она ненавидела меня, хотя прекрасно заботилась обо мне. А перед отцом она пыталась заискивать. Но он не особо принимал ее знаки внимания отец был слишком убежденный пуританин, чтобы завести роман с домоправительницей.

— Не будь таким праведником, Питер. Ты слишком молод, чтобы рассуждать, как святоша. В дни Оливера Кромвеля были все условия, чтобы обвинить пылкого молодого человека в потакании соблазнам плоти и в стремлении к славе и благосостоянию, и Англии понадобилось несколько сот лет, чтобы избавиться от воззрений, будто человек должен быть полностью безгрешен и вести пуританский образ жизни. Но, видимо, мы еще не достигли в этом совершенства.