О ком грустит Пьеро - Патриция Хорст Страница 7

Он никак не мог поверить, что его тело, такое крепкое, молодое, готовое отдаваться любви по первому требованию, оказалось бесплодным, как высохшее дерево. А кроме этого, его гордость, его мужское самомнение были ущемлены. И чувство вины выливалось в ожесточение.

Тимоти начал все чаще возвращаться домой пьяным: он проводил вечера в дорогих ресторанах или дешевых ночных заведениях, оглушая себя алкоголем. А дома, встретив робкую улыбку и встревоженный взгляд Кэтрин, набрасывался на нее уже не с любовью, а с яростью, будто пытаясь что-то доказать.

Оставляемые его грубыми прикосновениями синяки и ссадины Кэтрин прятала, иногда по три-четыре дня не выходя из дому. Она жила в каком-то полусне, состоявшем из угроз, оскорблений и приходящих им на смену настойчивых долгих ласк, из слез, обещаний и презрительных насмешек.

Так продолжалось до тех пор, пока однажды Элис не явилась без предупреждения и не застала заплаканную и истерзанную Кэтрин, лежащую на ковре, и Тимоти, сидящего рядом с наполненным чистым виски стаканом.

— Что у вас происходит? — спросила она, еще ничего не понимая. — Вы что, оба сошли с ума?

А когда Кэтрин подняла осунувшееся лицо с запавшими глазами и припухшими губами, Элис бросилась к ней, не обращая внимания на хриплый смех Тимоти.

— Бедная моя… Я забираю тебя немедленно! Одевайся!

— Убирайся отсюда! — прорычал Тимоти и попытался было оттолкнуть Элис, но потерял равновесие и упал, выронив из рук бокал. — Не смей распоряжаться моей женой. Это наше дело!

Кэтрин вскочила и выбежала из дома — растрепанная, в порванном на плече платье. Элис догнала ее у ворот и усадила в машину.

— Успокойся, теперь ты в безопасности. Я позабочусь о тебе.

— Нельзя, чтобы родители узнали… — прошептала Кэтрин, дрожа и оглядываясь на окна коттеджа, откуда доносились звуки бьющейся посуды. — Я думала, он убьет меня.

— Он болен! — Элис резко вывернула руль и надавила на педаль газа. — Поживешь пока у меня.

Через неделю Тимоти, похудевший и бледный, появился на пороге особняка Элис с букетом ярко-алых роз. Увидев его, Кэтрин забилась в угол дивана, а хозяйка решительно положила руку на телефонную трубку.

— Если ты собираешься скандалить, я вызову полицию, — холодно сказала она.

— Я только хочу поговорить со своей женой. — Тимоти неуверенно шагнул в гостиную. — Оставь нас, пожалуйста, я не собираюсь никого убивать.

Кэтрин после секундного размышления кивнула, и Элис нехотя встала и вышла в соседнюю комнату, неплотно прикрыв за собой дверь.

— Прости меня, девочка. — Тимоти опустился на колени рядом с диваном, уткнувшись лицом в плед. — Я так виноват перед тобой! Ты еще любишь меня?

Она снова кивнула, чувствуя, как слезы заливают лицо, и несмело прикоснулась ладонью к его коротко стриженным жестким волосам.

— Ты любишь меня? — хрипло спросил Тимоти.

— Да, — прошептала Кэтрин, сама себе не веря.

Что это было — жалость, благодарность за счастливые беспечные годы, затаенный страх остаться в одиночестве? Или искорка надежды на то, что все еще может вернуться?

— Ты простила меня? Скажи, умоляю, простила? — Тимоти смотрел на нее блестящими карими глазами, в которых была мольба.

— Давай забудем о плохом. — Кэтрин заставила себя улыбнуться. — В каждой семье случаются кризисы.

Они вернулись домой вдвоем, и какое-то время Тимоти держался. Если он и выпивал изредка, то Кэтрин делала вид, что ничего не замечает. Они по-прежнему посещали званые обеды, премьеры в театрах, выставки; они занимались любовью — исступленно, пылко, как когда-то в первые дни замужества, словно пытаясь вернуть то время.

Но что-то надломилось в обоих, исчез тот огонек, который питал жар их чувства. Однажды Тимоти исчез на несколько дней, сказав, что у него появились срочные дела, и пообещав по возращении некий сюрприз.

Кэтрин только молча пожала плечами: даже мысль о том, что он, возможно, собирается провести это время с другой женщиной, не вызывала ревности. Кэтрин встречалась с близкими приятельницами, играла в гольф на поле клуба, в который были записаны и ее родители, много спала. Отсутствие мужа нисколько не беспокоило ее. Наверное, она бы даже не слишком огорчилась, узнав, что он исчез навсегда.

Но Тимоти вернулся. Теплым вечером он появился на пороге их дома, неловко прижимая к груди слабо шевелящийся сверток, из которого доносились странные жалобные звуки.

— Ты купил собаку? — равнодушно спросила Кэтрин, нехотя отрываясь от занимательной книги. — Это, конечно, очень мило, но ты мог бы посоветоваться сначала со мной.

— Иди сюда, — срывающимся голосом позвал Тимоти и, когда она подошла, протянул ей сверток. — Это наш сын, Эрнест Элберн.

— Что? — У Кэтрин перехватило дыхание, а сердце на мгновение замерло. — Что за глупые шутки?

— Это наш сын, — медленно повторил Тимоти и развернул одеяльце. — Я усыновил мальчика…

Она прислонилась к стене, глядя расширившимися глазами на розовощекого младенца, уютно посапывающего и причмокивающего во сне пухлыми губками. Все еще не веря, Кэтрин несмело протянула руку и дотронулась до крохотной мягкой ладошки.

— Господи, Тимоти! — воскликнула она, бледнея. — Но это… Как тебе удалось? Чей это ребенок?

— Наш, — ответил он. — Вот здесь все необходимые документы. Его мать отказалась от своих прав. Так что все чисто и волноваться не о чем. Ты… Ты не рада?

— Дай мне его. — Кэтрин взяла мальчика и прижала к себе, ощущая его тепло. — Как его зовут?

— Эрнест, Эрни. — Тимоти с улыбкой наблюдал за ее посветлевшим лицом. — Он красавец, правда?

— Да… Но… Почему ты меня не предупредил? Я ведь даже не знаю, как обращаться с новорожденными, — растерянно сказала Кэтрин. — И чем мы будем его кормить?

— Не волнуйся, все предусмотрено. — Тимоти быстро вышел из гостиной и вернулся через несколько минут с молодой смуглой женщиной. — Познакомься, дорогая, это Сандра, наша няня.

В ту ночь Кэтрин так и не смогла уснуть: она просидела до утра у кроватки, где лежал ее малыш, разглядывая при тусклом свете ночника маленький носик, реснички, губки. Это казалось чудом, сказкой, словно волшебница-фея спустилась с белоснежного облачка и подарила ей сына.

— Эрни, — шептала Кэтрин с нежностью. — Мой Эрни…