Нежные сети страсти - Изобел Карр Страница 7

Нолан не спешил пропускать Боу, и тогда Сэндисон направил ствол прямо на него.

– Я ведь могу запросто вас пристрелить, а там – так и быть, спешусь и подниму добычу. Пожалуй, я так и сделаю.

Угроза подействовала – Нолан убрал руку, и Боу, стараясь не проявлять излишней прыти, медленно направилась к всаднику. Отчего Сэндисон не прикончил Нолана без лишних разговоров? Стрелял он метко. Ей-богу, Сэндисон выбрал не лучший момент для демонстрации щепетильности.

Стараясь ступать так, чтобы не утонуть по колено в грязи, Боу подошла к всаднику, наклонилась и подняла бумажник. Планшетка больно впилась в тело. Она успела сунуть бумажник в карман до того, как Монти развернулся, встав между ней и Ноланом.

Его возмущенные крики заглушил выстрел Сэндисона и треск дерева. Боу схватила Сэндисона за мокрый рукав пальто. Взметнулись юбки, и уже через мгновение длинноногий Монти помчал обоих прочь, сверкая копытами.

Гарет, придерживая одной рукой сидящую перед ним в седле Боудисию, отпустил поводья, предоставив коню самому выбирать дорогу. Монти рысцой бежал по лесу. Ветки царапали ему лицо, один раз весьма чувствительно. Наверняка остался рубец, подумалось Гарету.

Боу и сама крепко за него держалась, что облегчало задачу. Впрочем, окажи она сопротивление, неизвестно, чем бы вся эта авантюра для него закончилась. Объяснить Лео, что ему пришлось применить силу к его сестре, даже если для этого были все основания, он смог бы едва ли.

– Вы его убили? – спросила Боудисия.

Ее вопрос заставил Гарета испытать укор совести. Ему действительно хотелось пристрелить Нолана, но Гарет понимал почему.

Не будь Гарет другом ее брата, он и сам мог бы решиться на такой побег. И теперь, когда она зябко ежилась в его объятиях, искушение не отпускать ее от себя было почти непреодолимым.

– Нет, пусть ваши братья сами с ним разбираются. С меня хватит того, что я спасаю вас от вас самой.

Она нетерпеливо заерзала.

– Остановимся ненадолго?

Гарет усмехнулся. Нашла простака! Думает, она его перехитрила? Хочет убежать и вернуться к любовнику?

– Пока нет, детка. Отъедем подальше.

– Согласна, но когда он меня ударил, на моем корсете сломалась планка, и теперь чертовски больно.

Гарет напряженно замер в седле. Монти резко остановился.

– Что?

Гарет спрыгнул на землю, прихватив с собой Боу. Не похоже, чтобы она пыталась его надуть. При мысли, что тот подонок ее ударил, у Гарета потемнело в глазах.

– Он правда тебя ударил?

Боу едва держалась на ногах. Гарет схватил ее за плечи. Только теперь он заметил у нее на скуле ссадину. Она выглядела изможденной. Под глазами тени, лицо пепельное.

– Не понравилось, что я ударила его ночным горшком, – пробормотала она, пытаясь непослушными пальцами расстегнуть крючки на жакете. – Помоги, пожалуйста.

Гарет с шумом втянул воздух и выполнил просьбу. Впервые в жизни она сказала ему «пожалуйста». Он с трудом стащил с нее намокший шелковый жакет. Она перекинула волосы через плечо, и он разорвал узел, туго стягивавший тесемки корсета.

– Ты хочешь сказать, что я должен был пристрелить его?

– Да!

Она вложила столько злобы в это «да», что Гарет немного растерялся.

– Приношу свои извинения, детка. В следующий раз буду умнее.

Глубоко вдохнув, Гарет принялся расшнуровывать корсет резкими, уверенными движениями, стараясь не думать о том, что леди Боудисия Вон вот-вот предстанет перед ним почти обнаженной. Гарет приказал себе даже не пытаться сравнивать то, что ему предстояло увидеть, с тем, что услужливо рисовало воображение.

Проклятье! В жизни все оказалось значительно лучше… и хуже для него. Боу с отвращением швырнула корсет на землю, вложив этот жест все презрение к похитителю.

Гарет видел ее затылок и верхнюю часть спины, не прикрытую рубашкой. Не удержавшись, он провел пальцем по ее позвонкам, заставив себя остановиться, лишь прикоснувшись к тесемке нижней юбки.

Как зачарованный, Гарет смотрел на ее спину, на тонкий лен, влажно льнувший к коже, на завязку нижней юбки, которой касались его пальцы.

«Да поможет мне Бог!»

Поведя плечами, она отступила на шаг, и он твердо сказал себе, что это всего лишь дождь. Не может быть, чтобы она давала ему знак, – нет, он не мог вызвать в ней чувственную дрожь.

Боу взяла забытый на седле жакет и повернулась к нему лицом. Тонкая ткань прилипла к ее груди.

– Спасаешь меня от себя самой, – сказала она, насупив брови. – Ты думал, что я по своей воле сбежала? – Голос ее звенел от возмущения и гнева.

– Этот побег не был первым в твоей жизни.

Грудь ее возмущенно вздымалась.

– Лео никогда бы тебе такого не сказал. Никогда!

– Я был с Лео, когда твой отец пришел за ним. Достаточно было сложить два и два…

Она упрямо поджала губы и просунула руки в рукава жакета.

– Значит, ты не смог сложить два и два ни тогда, ни сейчас. Я никогда ни с кем не сбегала по своей воле.

Выходит, ее похитили. И тогда, и сейчас. Гарета вновь обуяла ярость. Эти подонки смели к ней прикасаться! Смели применять силу!

– Ты права, надо было пристрелить ублюдка.

Гарет наклонился за ее корсетом и при этом живо представил, как покачиваются ее груди, как влажная ткань липнет к прелестным округлостям.

Он понимал, что может по крайней мере вдоволь наглядеться, но вместо этого, все так же отвернувшись, скатал корсет в тугой рулон, перевязал шнурком и запихнул в седельную сумку. Когда он повернулся к Боу, она уже застегнула жакет, хотя полы его многозначительно расходились на не сдавленной корсетом груди.

Галантность не выдержала испытания огнем желания. Он был ничем не лучше тех, кто пытался завладеть ею силой. Вернее сказать, если он и вел себя как джентльмен, то лишь потому, что ее брат его друг.

– Кажется, ты пропустила несколько крючков, но сойдет и так, – заметил Гарет. Он вскочил на коня и протянул ей руку. Боу схватилась за нее и, воспользовавшись его ступней как стременем, забралась к нему.

Гарет расстегнул пальто, придвинув ее ближе к себе, пытаясь укрыть ее от дождя. В кольце его рук она была напряжена. Явно все еще злилась.

Кто же он? Спаситель или такой же негодяй, как тот, кого они оставили на дороге? Кем он хотел бы быть? До сих пор он считал себя порядочным человеком, но теперь с каждой секундой все более убеждался, что врал самому себе.