Визит сэра Николаса - Виктория Александер Страница 7

— Если ты говоришь об Элизабет Эффингтон, то я смотрел на нее, как смотрит любой нормальный мужчина на красивую женщину. — Ник повернулся лицом к книжной полке. — И это не имеет ни малейшего значения. Она выходит замуж за моего лучшего друга.

— Они не обручены.

— Пока. — Ник передернул плечами. — Но обручатся. Еще до конца Святок Чарлз должен попросить ее руки.

— А я-то не мог взять в толк, с чего это ты уезжаешь накануне Святок.

— Все очень просто. — Ник посмотрел на дядю через плечо. — Скажу тебе, что я ею заинтересован, более того, даже увлечен. Но каждая минута, проведенная с нею, это искушение, с которым мне следует бороться. А лучший способ избавиться от искушения — это устранить его или, в данном случае, самому устраниться.

Фредерик молча и сосредоточенно слушал племянника.

— Не смотри на меня так, дядя. Элизабет — очаровательное, прелестное создание. Ты не можешь осуждать меня за то, что я хочу ее. Но Чарлз — мой самый близкий друг, а она… Это предрешено. С тех пор как я знаю Чарлза, он строил планы жениться на Элизабет. Джонатон ждет этого, да и все члены обеих семей тоже. — Ник тряхнул головой, чтобы прогнать душевную боль, и усмехнулся. — Чарлз для Элизабет куда более подходящая пара, чем я, и по характеру, и по соображениям чисто материальным, да и вообще по всему, что принимается во внимание при вступлении в брак. Кроме того, Чарлз всегда любил ее, а я…

Фредерик приподнял брови.

— А ты любил ее почти так же долго. Почти.

— Любил? Не говори чепухи! — огрызнулся Ник с притворным пренебрежением, как если бы сама мысль о его любви к Элизабет Эффингтон была попросту смешной.

Но он любил ее.

Они познакомились, когда Элизабет была совсем ребенком, а он всего на несколько лет ее старше. Она не обращала на него внимания, и он на нее тоже: его близкими друзьями и товарищами стали Джонатон и Чарлз. В школьные годы и перед его с дядей кругосветным путешествием они виделись достаточно редко и случайно, и во время этих встреч Элизабет почти не общалась с ним, и Ник ей не навязывался, но он неизменно и постоянно ощущал ее присутствие. Радовался каждой смешинке в ее ясных голубых глазах, с замирающим сердцем слушал ее звонкий смех.

Да, он любил ее почти всегда.

— А что Элизабет? — медленно проговорил Фредерик. — Ты ей нравишься?

— Разумеется, нет. Она любит Чарлза. Всегда любила. Она… — Ник снова тряхнул головой. — Я даже вообразить не могу, чтобы она питала ко мне какие-то особые чувства.

Ник и в самом деле не ведал, как относится к нему Элизабет. Могли он считать, что их немногие разговоры наедине, начавшиеся совершенно случайно и невинно и перешедшие во взаимную и глубоко душевную откровенность, свидетельствуют о сердечной привязанности с ее стороны? Имело ли какое-то особое значение то, что, отыскивая ее глазами в другом конце комнаты, он неизменно встречал ее тоже ищущий взгляд. Что было в ее взгляде после того, как он поцеловал ее, — девственное возмущение или признание в том же чувстве, какое испытывал он сам?

А, все это пустое!

— Я бы сказал, что если Элизабет и питает ко мне какое-то чувство, то это скорее всего смущение, — заговорил он, стараясь тщательно выбирать слова. — Я не всегда вел себя с ней настолько осмотрительно, как мне хотелось бы. Она очень молода, и вполне естественно, что у столь юной девушки неожиданное внимание любого мужчины может вызвать смущение.

Фредерик недоверчиво хмыкнул.

— Ты ненамного старше ее, — заметил он.

— На три года, дядя. — Ник решительно выставил вперед подбородок. — Между мужчиной двадцати двух лет и девушкой, которой еще нет девятнадцати, разница очень велика.

— Ах да, знаешь ли, вот о чем я подумал…

Фредерик несколько раз затянулся сигарой с методической правильностью перерывов между затяжками — несомненный признак, что подумал он о чем-то весьма серьезном. Ник призвал себя к выдержке. Дискуссия была явно далека от завершения.

— Стало быть, ты не изъяснился ей в своих чувствах? — задал вопрос Фредерик.

— У меня нет к ней никаких особых чувств. Дядя не обратил на его слова никакого внимания.

— Не считаешь ли ты, что это следует сделать? Поговорить с ней, я имею в виду.

Ник скрипнул зубами.

— Нет, не считаю и повторяю: у меня нет по отношению к ней никаких особых чувств.

Фредерик не унимался:

— Но если она испытывает по отношению к тебе то же самое, твое молчание было бы величайшей глупостью…

— Черт побери, Фредерик, я не мой отец! — зарычал Ник в бешенстве. — Я не споткнусь на том, на чем споткнулся он: я не собираюсь красть у другого мужчины любовь всей его жизни. Тем более у мужчины, который близок мне как брат.

— Ты готов лишить Элизабет такого счастья, которое твоя мать нашла в твоем отце?

— Нет! — Ник всей пятерней дернул себя за волосы. — Я хочу обеспечить ей счастье. Я гарантирую его тем, что уеду и предоставлю ей свободу быть счастливой с Чарлзом.

— А как насчет твоего собственного счастья?

— Я буду счастлив, если осуществлю свои планы!

Ник повернулся и прошествовал в противоположный конец комнаты, стараясь прогнать из головы вопрос, прочно там засевший.

Пытается ли он убедить дядю или самого себя?

— Кто знает, что произойдет в будущем? Может, я найду в Америке не только богатство, но и жену. — Он резко повернулся и наградил своего дядюшку саркастической усмешкой. — Или проведу свои дни так же, как и ты, довольствуясь некоторым ассортиментом дам, согревающих мне постель.

— Да, понятно… — Фредерик откашлялся, видимо, еще не осознав услышанного. — Но ведь это же не… — Он вдруг взорвался: — Лично я ничуть не жалею о том, как я провел свою жизнь! И мы не о том говорим! Мы обсуждаем твою жизнь, а не мою.

— В самом деле, и хорошо, что ты об этом напомнил. Я принял решение и убежден, что оно самое лучшее для всех заинтересованных лиц. — Ник спохватился и заговорил как можно мягче и убедительнее: — Послушай, дядя, ведь сейчас Святки. На каждом углу каждой улицы люди поют о Рождестве, они добры и ласковы к друзьям и к чужим людям. Для нас с тобой это последнее Рождество, которое мы проводим вместе перед долгой, может быть, многолетней разлукой. Я вовсе не хочу провести этот последний день в бесконечных спорах.

— Это вовсе не последний наш день, — буркнул Фредерик, воздевая очи горе с покорным вздохом. — Но я больше ничего не скажу, кроме одного. — Тут он нацелил кончик сигары на племянника. — Имей в виду, мой мальчик, что я даю слово уговаривать тебя вернуться в каждом своем письме.

— Иного я и не ожидал.

— Уж если ты не проведешь дома первый день Рождества, то надеюсь, посетишь нынче вечером рождественский бал у Эффингтонов.