Клиника измены. Семейная кухня эпохи кризиса - Мария Воронова Страница 7

* * *

…Смятая постель. Темно. Она, разочарованная и потерянная, в чужих стенах, с чужим человеком. Филипп склоняется к ней, а Юля прячет лицо в подушку, чтобы он не почувствовал, как на глазах закипают слезы.

– Прости, солнышко, прости меня.

– Все хорошо, Филипп.

– Правда? Я не обидел тебя?

– Ну что ты.

– Нужно было сказать. Я был бы осторожнее.

– Для меня это само собой разумелось. Ты же знал, что я не была замужем, – замечает она не без яда.

– Солнышко, я об этом даже мечтать не смел.

Теплая сухая рука осторожно проводит по ее бедру, Юля чувствует твердую мозоль на ладони. Тело, к которому больше не хочется прижаться, которое не таит больше прекрасных загадок, вытягивается рядом с ней.

Мягкие губы целуют ее возле уха и шепчут со странной тоской:

– Я никогда не был так счастлив, как сейчас с тобой, никогда.

– Филипп – просто чудо, – сказала Юля.

– Значит, у вас все хорошо?

– Лучше быть не может.

– Я так рада за тебя! Честно говоря, когда ты так внезапно пригласила меня на свадьбу и я увидела, что жених настолько старше, то испугалась. Даже подумала, что тебя родители насильно выдают…

– Маша, нельзя быть такой романтичной. Тем более я никогда не думала про нашу разницу в возрасте. Филипп молод телом и душой, а я, наоборот, рано перестала чувствовать себя ребенком. Лет с десяти, когда спортом стала серьезно заниматься.

– Но он, наверное, относится к тебе как к девочке? Балует страшно?

Юля всплеснула руками и мечтательно закатила глаза:

– Не то слово, Маша, не то слово! Любой мой каприз для него закон. Правда, – поспешно добавила она, – с замужеством я охладела к тряпкам и сама часто отговариваю его тратиться на меня.

Испугалась, что Маша попросит показать подарки Филиппа.

Став женой Рыбакова, Юля сделала гигантский шаг вниз по социальной лестнице. Из представительницы элиты она превратилась в обычную российскую домохозяйку.

Она была не готова к таким резким переменам, ведь родители сулили ей не только прочный, но и выгодный брак.

Первым делом оказалось, что сумма, оставленная ею в супермаркете, была выдана на две недели. Филипп Владимирович вздохнул и стал финансировать ее дробно, раз в три дня.

Освоение дешевого универсама рядом с домом шло трудно – Юлю раздражали толстые тетки с плохо крашенными волосами и унылыми лицами, цепко роющиеся в ящиках с фруктами. Взять яблоко после их рук представлялось совершенно невозможным. Мясо казалось тухлым и заветренным, сыр и мыло почти не отличались друг от друга по виду и вкусу, а с марками йогуртов и шампуней, продающихся в этом магазине, Юля просто не была знакома.

Но когда она говорила Филиппу, что нужно покупать продукты в хорошем магазине, тот отвечал, что они не могут себе этого позволить.

То же самое она слышала, когда хотела порадовать себя новой вещичкой. Филипп делал вид, что не понимает, зачем ей новая кофточка, если шкаф ломится от одежды.

Все ее попытки подобраться к семейному бюджету он пресекал, говорил «пока рано», между тем Юля считала, что умеет распоряжаться деньгами. Отец выдавал ей на личные расходы строго фиксированную сумму, и Юля никогда не выходила в дефицит.

«Угораздило же меня выйти за скупердяя», – мрачно думала она, получив жалкую сумму «на булавки». Только что на булавки и может хватить – к привычным ей кремам и шампуням с этими деньгами было не подступиться.

Иногда, гораздо реже, чем нужно, он делал ей подарки – золотые часики, серьги, но все это была такая дешевка!

На второй месяц замужества у нее кончились духи, и в один из редких совместных походов за покупками Юля потащила мужа в парфюмерный магазин за новым флакончиком. Рыбаков категорически отказался выкладывать двадцать тысяч за крошечный пузырек.

– Но это же мои духи, – втолковывала ему Юля, – это часть меня, понимаешь? Без духов я как без кожи.

Филипп приподнял бровь. Он, воспитанный в семье научных работников, считал парфюм не предметом первой необходимости, а символом роскоши, который дарят на Восьмое марта, но никогда не покупают без повода.

– Птиченька моя, – жарко зашептал он ей в ухо, – зачем тебе духи? Ты юная чистая женщина, ты удивительно приятно пахнешь сама. Серьезно! У тебя свой, неповторимый, аромат, и я хочу дышать тобой, а не всякой химией.

Юля мрачно выпятила челюсть:

– Угу. А еще ты говорил, что у меня необыкновенно красивое тело, так, может, мне голой ходить? – буркнула она.

– Логично, – рассмеялся Рыбаков и полез за бумажником.

«Неужели всю жизнь придется с таким трудом вытягивать из него деньги?» – тоскливо подумала Юля, пряча духи в сумочку. Сопротивление Филиппа отравило ей всю радость покупки.

Она жаловалась родителям, но отец категорически отказался помогать молодой семье.

– Разбирайтесь сами, – сказал он. – Уверен, что денег у Рыбакова полно, просто он не может их афишировать.

Мол, директор завода должен делать вид, что не злоупотребляет.

«Пусть сначала обеспечит мне тот уровень жизни, которого я достойна, а потом шифруется сколько угодно», – злилась Юля, раздосадованная отказом отца хотя бы оплачивать ей занятия с тренером.

В Юлиной семье считали, что каждый должен жить своей жизнью.

– Поверь, я отказываю не из жадности, – втолковывал ей отец. – Я хочу, чтобы ты сама прошла свой путь. И научилась, в конце концов, управлять мужем. Вот смотри, допустим, бабушка берет на себя заботу о младенце, хорошо это?

– Наверное, – недоуменно откликнулась Юля, знавшая, что от ее мамы такого подвига ждать не приходится.

– С одной стороны, да, а с другой – она лишает свою дочь всех переживаний материнства. Или жена, понимая, что ее муж зарабатывает мало, начинает зашибать деньги. С одной стороны, помогает ему, а с другой – не дает почувствовать себя главой семьи. Юля, пойми, когда ради тебя чем-то жертвуют, может статься, что тебе придется платить за эту жертву огромную цену.

«Тоже мне жертва, заплатить за фитнес!»

– Твердо запомни, жертвовать собой ради другого можно только при форс-мажоре! Иначе ты или обкрадываешь этого другого, или превращаешь свою жизнь в фарс. Единственный известный мне пример великой и достойной жертвы – жены декабристов. В общем, только благодаря их подвигу этих придурков до сих пор вспоминают с уважением, не зря Николай не хотел жен в Сибирь пускать!

– При чем тут это? – Бросать все и тащиться за мужем на каторгу она уж точно не собирается! Ни при каких обстоятельствах.

– Да так, к слову. Поверь, гораздо интереснее воспитать мужа, подчинить его себе, чем тянуть деньги у отца!