Узник страсти - Дженнифер Блейк Страница 7

Они сообщили в «Бо Рефьюж», чтобы ее отец и мачеха не беспокоились, но настояли на том, чтобы она пообедала с ними. День был объявлен выходным, уроки отменены, и она вместе с Жаном и его кузенами играли в разные игры и катались в тележке, которую возил ручной козлик, пели и танцевали под музыку, которую играла тетушка Сиси. В конце концов Жан, которому самому тогда было всего десять или одиннадцать, проводил ее домой и решительно настоял на том, чтобы поддержать ее в тот момент, когда объясняла своему отцу, как вышло, что она заблудилась. Задолго до того как вечер закончился, она уже влюбилась в него. И потом никогда не переставала его любить.

Как-то раз Аня пригласила Жана в «Бо Рефьюж», чтобы познакомить с отцом, мачехой и малышкой Селестиной. И хотя Жан рассказал ей о больной ноге своей тетушки и об одном из своих кузенов, который «отставал в развитии», а также объяснил присутствие в их доме старого джентльмена, который был другом его отца и жил вместе с ними в домике для гостей, где на чердаке была сова, и писал книги о привидениях, она не рассказала ему тогда о дяде Уилле. Она рассказала ему о нем гораздо позже, когда была уже уверена в том, что он не бросит ее в ту же минуту, когда узнает об этом.

Уильям Гамильтон, дядя Уилл, брат ее отца, приехал к ним однажды без всякого предупреждения. Он был моложе Натана на год. Его жена и двое детей погибли во время пожара, который охватил их дом поздно ночью. Дядя Уилл остался в живых, но он не мог простить себе, что не спас семью. Так как Натан был единственным родственником, Уилл приехал к нему, чтобы пожить в месте, где ничто не напоминало бы ему о случившейся трагедии.

Поначалу казалось, что с ним все в порядке, хотя он и не пытался преодолеть охватившую его глубокую депрессию. Но во сне он всегда стонал и плакал. Затем наступило время, когда он, уже проснувшись, лежал и кричал до тех пор, пока не охрипнет. Он начал бродить по дому по ночам и стучать кулаками по стенам. Однажды он попытался перерезать себе вены кухонным ножом, и когда Натан бросился к нему, чтобы остановить, он напал на своего брата. А после того, как он взломал замок шкафа, где Натан хранил свои ружья, схватил охотничье ружье и стал угрожать им мадам Розе, а затем прострелил себе ногу, отец Ани решил изолировать его.

В те времена душевнобольных, для которых жизнь оказалась слишком тяжелой, держали в приходских тюрьмах вместе с преступниками, так как специальных помещений тогда еще не было. Но тюрьмы не были идеальным решением, так как несчастные часто становились жертвами других заключенных или, наоборот, сами представляли собой немалую опасность для своих более слабых сокамерников.

Натану Гамильтону была невыносима сама мысль о том, что его брат будет вынужден вести подобное существование. Он приготовил для него комнату в здании, где работали хлопкоочистительные машины, небольшом приземистом строении, находившемся на довольно приличном расстоянии от дома, так, чтобы крики бедняги никого не беспокоили. В комнате был установлен камин и прорублены высокие окна для доступа воздуха, которые были забраны прочными железными решетками. Из мебели в комнате стояли кровать, обеденный стол со стулом, кресло, шкаф и умывальник. Но, кроме того, там были ножные кандалы на длинной цепи, прочно закрепленной в стене рядом с кроватью.

В этой комнате вместе с парой сильных слуг, крторые ухаживали за ним, дядя Уилл провел четыре долгих года. Он не жаловался на свое заточение, хотя иногда начинал умолять, чтобы его отпустили побродить по болотам с ружьем и ножом. Но однажды ночью он повесился на веревке, которую дюйм за дюймом терпеливо свивал из хлопковых волокон, которые во время обработки хлопка залетали к нему в комнату через окна.

С тех пор комната пустовала, но, как и все остальное в «Бо Рефьюж», содержалась она в образцовом порядке: пол подметался, на кровати были установлены новые веревочные сетки, замок и кандалы были смазаны, а дымоход камина вычищен.

Иногда, когда места внизу не хватало, туда складывали кипы хлопка. Как-то раз туда поместили буйного раба, который забил до смерти свою жену, и держали его там, пока он не успокоился. Сейчас комната была пуста.

Экипаж свернул в темную улочку на окраине города. На ней стояли ряды домов настолько узких, что пуля, выпущенная из ружья у парадной двери, прошла бы полностью через расположенные одна за другой две комнаты и вылетела бы через черный вход. Перед одним из таких домов экипаж остановился. Аня вышла, быстро поднялась по узким ступенькам и постучала в дверь.

Казалось, что прошло очень много времени, прежде чем раздался звук отодвигаемого засова и дверь осторожно приоткрылась на несколько сантиметров.

– Самсон? Это ты? – спросила Аня.

– Мамзель Аня! Что вы здесь делаете в такое время?

Дверь распахнулась, и в свете фонарей экипажа стала видна фигура огромного негра. Головой он практически упирался в дверную раму, а на его плечах и руках вздувались бугры мышц – результат его работы кузнецом. Когда он заговорил, неодобрение в его голосе было смешано с подозрением, и он бросил поверх ее головы осторожный взгляд на ожидавший неподалеку экипаж.

– Мне нужно поговорить с тобой и с Илайджей. Он здесь?

– Да, мамзель.

– Хорошо, – сказала она и, когда появился брат Самсона, который был, насколько это возможно, крупнее самого Самсона, начала объяснять им, что она хочет сделать.

Им это не понравилось, это было ясно. Аня не винила их в этом. Нельзя было отрицать, что то, о чем она их просила, было очень опасным. И все же они согласились ей помочь. Она знала, что может положиться на них независимо от времени или содержания просьбы.

Именно Самсон и Илайджа ухаживали за дядей Уиллом. Чтобы помочь им, тогда скоротать время, Аня приносила свои школьные учебники и старательно учила их читать и писать, выводя буквы палочкой на земле. Позднее, после смерти дяди, Самсона и Илайджу направили на работу в кузницу. Но они стремились к свободе, о которой прочли в Аниных учебниках истории и в листовках, распространяемых аболиционистами. Они считали, что могут сами заработать себе на жизнь своим трудом в кузнице.

Когда Анин отец умирал от ран после падения с лошади, братья подошли к ней и попросили, чтобы она обратилась к хозяину с просьбой освободить их. Тогда можно было оговорить освобождение раба в своем завещании, и поэтому Аня согласилась. Она не только поговорила с отцом, но позднее, когда Самсон и Илайджа открыли собственную кузницу, она рассказала всем, кого знала, о сложных и тонких узорах решеток для ворот, перил и карнизов, которые ковали два великана. Они процветали и не забыли о той, которой были так многим обязаны.

Аня беспокоилась, что сейчас должна просить их так рисковать собой. Однако этого нельзя было избежать. Она будет защищать их до тех пор, пока это будет в ее силах, независимо от того, что произойдет.

Вскоре кучер развернул экипаж, на запятках которого стояли Самсон и Илайджа, и направил его обратно к центру города.

Из-за множества происшедших событий казалось, что уже очень поздно, на самом же деле только что минула полночь. Газовые фонари на Канал-стрит и Сент-Чарлз-стрит ярко горели, и запряженные мулами омнибусы, грохотавшие по улицам, были заполнены почти до отказа. Многие балы, проходившие в тот вечер, только сейчас заканчивались, и на улицах было много экипажей, в которых гости разъезжались по домам.