Здравствуй, папа! - Амелия Борн Страница 7

На вид это была милейшая женщина, надо сказать. По факту же она оказалась настоящим Гитлером в юбке, и ее светлые глаза, чуть выцветшим серым оттенком напоминавшие глаза сына, смотрели на меня как два ружейных дула.

– Нам помогла счастливая случайность, – вежливо улыбнулась я в ответ. Раз мы с «Владиком» ни о чем толком не договорились, я решила придерживаться версии, наиболее близкой к истинной. – Однажды он просто позвонил в мою дверь и… это была любовь с первого взгляда! – мечтательно закатила я глаза.

– И зачем он позвонил в вашу дверь? – продолжала допытываться мать Крамольского.

– Просто ошибся адресом, – пожала я беззаботно плечами. – Но это лучшая ошибка, что случалась со мной в жизни! – призналась задушевным тоном.

– Ну еще бы! – фыркнула Инна Владимировна. – Кому нужна женщина с прицепом!

Теперь уже она меня рассердила. Особенно сильно задевал тот презрительный взгляд, которым она одарила Лису.

– Не понимаю, о чем вы, – сухим тоном откликнулась я, при этом держа на лице дежурную улыбку.

– Об этом, – кивнула гарпия на Алису.

Ну, это было уже слишком! И так как стало вполне ясно, что мамаше дорогого жениха я не понравилась, сдерживаться далее я не стала.

– Это не «это», – заметила я сладчайшим голосом, – а моя дочь. Женский род. Русский язык, первый класс.

Эта колкая ремарка доходила до Инны Владимировны добрых полминуты. А когда наконец долетела по адресу, гарпия стала аж пунцовой. Вероятно, то, что его мать заметно поменяла цвет кожи, заметил и сам Крамольский, потому что прежде, чем Инна Владимировна успела как-то отреагировать, он нарисовался рядом. Положил свою руку мне на талию собственническим жестом, и я тут же ощутила, как к телу прилил внезапный жар. Совершенно неуместный сейчас. Да и в любое другое время – тоже!

– Папа, где ты был? – тут же поинтересовалась Алиса, которая до этого момента стояла, непонимающе хмурясь от всего происходящего.

– Эта девчонка называет тебя папой?! – возмутилась Инна Владимировна, а я на миг похолодела. Вот блин! Как же отучить Лису обращаться так к Крамольскому?

Но долго теряться я не стала. Снова растянув губы в улыбке, заметила:

– А почему нет? Мы ведь уже почти одна семья! И скоро узаконим свои отношения, правда, любимый?

Повернувшись к Крамольскому, я заглянула ему в глаза, изобразив восторженно-счастливый вид.

Усмехнувшись самым краешком губ, Влад кивнул:

– Конечно, милая, – и, не растерявшись, прижал меня к себе крепче, при этом его рука с моей талии сползла до самой задницы, которую он сейчас беззастенчиво щупал. Вот засранец! Нужно будет потребовать с него дополнительную оплату за эти поползновения!

– Мне так повезло, – радостно пропела я. – Владик просто обожает Алису! Он будет таким прекрасным отцом для наших детей!

– Каких детей?! – цвет лица Инны Владимировны резко поменялся на белый.

– Такие маленькие, сладенькие пусечки, – просюсюкала я.

– Вы что… в положении? – ужаснулась мамаша Крамольского и промолчать я ну просто не могла!

– Вполне возможно, – сообщила я доверительным тоном. – Мы, скажу я вам по секрету, вовсю над этим работаем!

– Как? – выдохнула Инна Владимировна и я удивленно округлила глаза:

– Вам в подробностях? Про все позы рассказать?

Тут ей, похоже, поплохело окончательно.

– Сережааааааааа! – возопила она на весь сад. – Где мои таблетки?!

Мне, возможно, следовало испытывать раскаяние, но ничего подобного я не ощущала. Не я это начала, и не следовало гарпии оскорблять мою дочь!

– Что случилось? – сам виновник торжества, с которым мы познакомились мимолетом чуть раньше, поспешил на помощь супруге. А та, закатив глаза, умирающим тоном выдохнула:

– Уведи меня отсюда, Христа ради!

Едва они успели отойти, и я повернулась было к Крамольскому, чтобы извиниться на всякий случай, как привалила новая напасть. К нам подошла его сестра Лена, ведя за собой какую-то девушку. Которая, едва мазнув по мне взглядом, тут же подалась к Владу, изогнувшись так, что ее перезревшие арбузы едва не выпрыгнули из весьма открытого выреза платья.

– Влад, это Роза, я тебе о ней говорила, – пояснила Лена, а я каким-то пятым чувством ощутила, что сейчас будет что-то интересное. Очевидно, настало время быть в полной боевой готовности.

– Лис, беги поиграй с другими детьми, – шепнула я, наклонившись к дочери. Вряд ли то, что будет происходить в дальнейшем, годилось для детских ушей.

Алиса покорно отошла, а я, выпрямившись, обнаружила, что девица уже скалится на Влада, как лисица, заметившая добычу.

– Я так мечтала с тобой познакомиться, – промурлыкала она, едва не прижимаясь всем телом к моему, на минуточку, жениху. Пусть и фиктивному!

– Очень… приятно, – откликнулся он, но получилось как-то двусмысленно. Видимо, осознав это, Крамольский кинул на сестру недобрый взгляд:

– Лена, я же сказал….

Дожидаться, когда дело дойдет до того, что эта фифа сунет свои спелые плоды Владу прямо в нос, я не стала. Привлекла его к себе и, взмахнув ресницами, проворковала:

– А вот мне не очень приятно, когда на мой крючок претендуют посторонние вешалки.

Влад только брови поднял от такого поэтического сравнения. Розочка же оглядела меня чуть более внимательно и с издевкой выдала:

– Любой уважающий себя крючок не захочет, чтобы на него вешали дешевые вещи. Это что, платье с рынка, милочка?

– Хотите попросить адресок? – откликнулась я ей в тон.

– Вот еще! Я предпочитаю только брендовые вещи!

– А я предпочитаю людей, которые не судят других по одежде. Лучше иметь дешевые вещи, чем быть дешевкой внутри, – парировала я.

Розочка так задохнулась от возмущения, что едва снова не выронила арбузы из выреза. И, чтобы добить ее окончательно, я обняла Крамольского за шею и выдала:

– Вот мой Влад совсем не такой! Он и внутри, и снаружи ого-го! А какой он затейник в постели! Не могу дождаться, когда мы с ним останемся наедине!

Последние слова я проговорила Крамольскому почти в самые губы. А в следующий момент со смесью ужаса и возбуждения поняла, что он меня целует.

Твою дивизию! Эта рыжая бестия повела себя так, как я и не смел ожидать! Со временем антураж папиного праздника потускнел окончательно, а вот образ Эммы, желающей поставить на место тех, кто вознамерился ее унизить, замерцал в унылости моей жизни ярким пятном.

Я сам не сразу понял, как ее поцеловал. Вроде бы вот только что она говорила какие-то вещи, от которых возбудился бы и праведник, и вдруг я впился в ее губы поцелуем и это было единственно правильным.