Он – мой лёд - Татьяна Минаева Страница 7

Если бы не стремительно подъехавший к нам Тимур, пикировка, наверное, продолжилась бы. Но ответить своей партнёрше он не дал – крепко взял за локоть. Наградил нас с Пашкой обжигающе-холодным взглядом и, бросив партнёрше несколько неласковых слов, отволок от нас.

Я выдохнула и поехала к дверце. Посмотрев в сторону трибуны, увидела наблюдающего за нами Рудова. На губах его играла чуть заметная улыбка. Я ответила ему такой же – почти неуловимой. Да, я справилась. По крайней мере сейчас, благодаря Пашке, но справилась, и мы понимали это.

- Эй, Олька, ты куда? – нагнал меня Жаров.

- Мы закончили, Паша. Тут становится слишком тесно, - ответила я и поймала его понимающий взгляд. – Спасибо тебе, - сказала уже совсем тихо.

Он только хмыкнул и опять обхватил меня за талию, а, стоило нам оказаться возле калитки, открыл её передо мной, пропуская вперёд.

Оказавшись за пределами катка, я взяла протянутые Рудовым чехлы от лезвий. Надевала их и знала – Тим смотрит. Неотрывно смотрит на меня, и этот его прожигающий взгляд я чувствовала буквально каждой клеткой своего тела, каждым нервом.

По жребию нам довелось выступать последними, Богданов же с Каримовой открывали разминку.

Наверное, только ленивый не обсуждал сложившуюся ситуацию, обмусоливая последние сплетни. Порой это доходило до крайностей, из которых следовало, что я год назад бросила Богданова из-за того, что он изменял мне с Каримовой.

Стоило Машке преподнести мне эту «новость», в деталях обмусоливавшуюся болельщиками, как оказалось, уже далеко не первый день, я чуть не подавилась минералкой.

- Прекрати собирать сплетни! – возмущённо воскликнула я. – На кой они тебе сдались?

- Вообще-то, не мне, а тебе, - как ни в чём не бывало, заметила подруга, подкрашивая губы алой помадой. Взгляды наши встретились в зеркале.

- Мне они тем более не нужны, - продолжила я тем же тоном. – Пожалуйста, Маш, не нужно больше пересказывать мне эту грязь.

Немного помолчав, я всё-таки добавила уже спокойнее:

- Что только в головах у людей творится? Неужели совсем заняться нечем? Откуда они только всё это берут?

- «Диванные комментаторы», - Маша убрала тюбик с помадой в косметичку и посмотрела на меня уже прямо. – Как будто ты не знаешь.

Я только состроила мученическое выражение лица. Как же не знать? Отдельная категория любителей фигурного катания, которой, якобы, известно всё лучше, чем самим фигуристам: мотивы, желания, цели…

- Но согласись, - продолжила Маша, - такой накал страстей, любовный треугольник, ревность… М-м-м…

- Замолчи, Анохина! – оборвала я её, но смешок всё-таки сдержать не смогла, правда получился он какой-то нервный.

Уму непостижимо! Я и Богданов… И как можно было такое придумать? Да мне только в кошмарах такое привидеться и могло.

Вставив в уши наушники, я включила музыку, села в раздевалке и прикрыла глаза в ожидании своего выхода. Прокаты соперников я никогда не смотрела – ещё давным-давно поняла, что это только сбивает. Откатаются конкуренты плохо, может появиться необоснованная уверенность, откатаются хорошо – напротив, ненужный и неуместный страх совершить ошибку.

Паша опять где-то бродил, и я нутром чувствовала, что Машка ошивается неподалёку от него. В открытую о том, что Жаров ей нравится Маша мне не говорила, но намёки были уже не раз. Да и неоднозначные взгляды её в сторону моего партнёра не заметить было сложно. Почему бы и нет?

Улыбнувшись своим мыслям, я сосредоточилась на мелодии. «Танго любви», наша музыка для произвольной программы. Танго…

Неожиданно я поняла, что не одна.

Острое, тревожное ощущение, какое бывало рядом с…

Резко открыв глаза я увидела стоящего прямо напротив меня Богданова. Раздевалка в мгновение стала слишком тесной, воздух куда-то подевался. Тим возвышался надо мной, закрывая собой свет, и на какую-то секунду я снова почувствовала себя беспомощной.

А потом… В памяти мелькнул разговор с Рудовым во время утренней тренировки, его взгляд, обещания, данные мною ему, партнёру и, прежде всего самой себе.

- Чего тебе от меня надо, а? – ощущение беспомощности отступило, на его месте появилось раздражение.

Тим лениво присел рядом и только тогда спокойно ответил:

- Тебе не кажется, что эта раздевалка – общая?

Раздевалка, напоминающая скорее комнату для спортсменов, ожидающих своего выхода на лёд, действительно была общая. Женская находилась дальше по холлу, поэтому большинство фигуристов, чей стартовый номер был уже близко, настраивалось на прокат именно тут. Спорить с этим было трудно, да я и не собиралась.

- Общая, - согласилась я и встала, намереваясь уйти, но он поймал меня за руку и потянул обратно. - Богданов, чего ты добиваешься? - непонимающе посмотрела на Тимура.

Он не ответил.  Погладил большим пальцем моё запястье, заставляя меня нервничать. Я попыталась выдернуть руку, только, как обычно, безуспешно. Тим опять потянул меня к себе, колени наши ударились друг о друга.

– Хотя можешь не говорить, - гневно зашипела я, упираясь. Вторая моя ладонь оказалась на его плече, его рука легла на мою талию. Поспешно я подалась назад, чувствуя, как раздражение и гнев становятся всё сильнее. И снова почти забытое ощущение ожога – ожога в том месте, где на моей талии поверх платья лежала его рука. - Я и так прекрасно знаю, чего ты хочешь!

- И что же? - Губы его тронула жёсткая ухмылка.

- Хватит, Тимур! – всё-таки высвободила руку и тут же впилась пальцами в его запястье. Сбросила ладонь с талии. – Ты не выведешь меня из равновесия, не старайся.

- Ты уже вышла из равновесия, - спокойно заметил он. Только глаза блеснули темнотой со сверкающими в ней синими льдинками.

Отступив от него, я посмотрела прямо, чувствуя, как эта темнота проникает в меня, как льдинки царапают душу, сердце, колют и жалят. Но отвести взгляд - значило проиграть. Заранее проиграть не только сражение, но и весь бой.

- Нет, Тимур, - ответила я как можно сдержаннее. – Нет. И скоро ты это поймёшь.

Сказав это, я пошла к двери, изо всех сил пытаясь не ускорять шаг. Чувствовала, что он смотрит мне вслед. Снова этот взгляд. А на спине… На спине будто мишень для выстрела, в которую один за другим вонзались осколки льда.

- А ты, я смотрю, бодрячком, - Паша покосился на меня, нервно постукивая по бортику лезвием конька.

- А ты, я смотрю, совсем расклеился, - в тон ему отозвалась я.

Может быть, мне только показалось, но он как будто нервничал.

- Да нет, я в полном порядке, просто что-то… - Паша сделал глубокий вздох и тихонько пробормотал, чтобы, не дай Бог, не услышал Рудов, стоявший от нас в нескольких шагах: - Короче, Олька, не представляешь, как меня сейчас колотит. Так что если вдруг рухнешь с поддержки, я не виноват. Это нервы.