Пусть не кончается любовь - Джина Джексон Страница 69

Дэйн вздохнул, стряхивая с плеча ее утешающую руку.

– Мне не нужно чувствовать себя лучше. Это нужно Кэтлин. И я не могу спать и в то же время с ней разговаривать. Неужели вы не понимаете, что я должен с ней говорить? Это ее единственный шанс.

– Я знаю, как это тяжело. – В голосе медсестры звучало сочувствие. – Но с того момента, как вы ее привезли, она не откликнулась ни на одно воздействие извне. Вы подвергаете опасности свое здоровье, хотя это не приносит пользы ни ей, ни вам. Миссис Брэдфорд находится в глубокой коме и не может вас слышать.

Дэйн поднял голову и окинул медсестру гневным взглядом. Возможно, она желала ему добра, но эти доброжелательные люди начали его безумно раздражать.

– Она может меня слышать! Почитайте научную литературу, сестра Фишер, прежде чем высказывать медицинские суждения. Пациенты выходят из глубокой комы и могут потом повторить каждое сказанное им слово. Мой голос – единственная связь Кэтлин с внешним миром. Если я перестану с ней говорить, она погрузится в еще более глубокую кому.

– Но вы не можете бесконечно обходиться без сна и пищи, – продолжала его уговаривать медсестра, и в Дэйне поднималась ярость. – Пожалуйста, позвольте мне вам помочь. Я могу поговорить с ней, пока вы будете спать.

– Кэтлин вас не знает. Звук вашего голоса не имеет для нее никакого значения. Если вы действительно хотите мне помочь, принесите чашку крепкого черного кофе, а потом оставьте меня одного.

Дэйн был прав. Кэтлин хотела бы сказать ему об этом. Она и в самом деле слышала его, и звук его голоса заставлял темный туман слегка отступать. Но губы ее отказывались ей повиноваться, как она ни старалась, так что она не могла произнести ни звука. Кэтлин была пленницей в тюрьме своего тела, она никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной.

– Как скажете, доктор Моррисон. Я скоро вернусь.

Медсестра произнесла это отрывисто, резко, и Кэтлин пожалела, что не может улыбнуться: Дэйну удалось пробить ее невозмутимость, и это порадовало Кэтлин. А потом что-то из слов сестры пробилось сквозь сумерки в активную часть ее мозга, не скрытую темным туманом. Медсестра назвала его доктором Моррисоном. Значит ли это, что Дэйн был врачом?

Теперь, когда Кэтлин стала размышлять об этом, все вставало на свои места. Почему она не догадалась об этом раньше? Он точно знал, что делать с ее лодыжкой, он помогал тете Белле во время ее тяжелейшей болезни. Ну, конечно, он был врачом! Дэйн был слишком хорошо знаком с медициной, чтобы приписать это случайным познаниям из жизни на ранчо. Но почему он ей об этом не рассказывал? И почему он больше не практикует как врач?

Дэйн вновь заговорил, и голос его был полон муки. Кэтлин слушала, и слова его омывали ее волнами целительного бальзама. Его теплая рука держала ее руку, и он говорил ей, что любит ее.

Кажется, ее веки слегка дрогнули? Кэтлин не была в этом уверена. Вроде бы так, но, возможно, это был самообман? Может быть, все, что происходит с ней сейчас, некий самообман? Иллюзия? Может быть, она умирает? И речи Дэйна – лишь плод воображения ее затухающего сознания?

Нет. Его слова звучали реально. В этом Кэтлин не сомневалась. Ей никогда бы в голову не пришла странная история, которую он ей рассказывал… о Джулии и Бет, о том, как бросил он свою практику на Парк-авеню, когда не смог спасти Бет.

Кэтлин затаила дыхание, надеясь, что он расскажет ей больше. И Дэйн продолжал. Усталым, но таким любящим голосом он рассказал ей обо всем, что случилось в ту грозовую ночь, когда он уехал с ранчо вместе с Джулией.

Оказывается, это действительно был крайний случай и особые семейные обстоятельства! Кэтлин хотела сказать Дэйну, что все поняла, но губы никак не подчинялись ей, не желали выговаривать слова. А он говорил, что любит Джулию, что всегда ее любил, потому что она сестра Бет. Она – последнее звено, связывающее его с покойной женой, единственная, кто остался у него от семьи, и он всегда будет любить ее… как сестру. Он подробнее объяснит ей это, когда она очнется. Она обязана очнуться. Он и слушать не хочет, что она этого не сделает!

Слезы раскаяния выступили на глазах у Кэтлин, и одна слезинка выскользнула из-под века и скатилась по щеке. Она кожей ощутила ее влажность и тепло. Было ли это хорошим признаком? Возможно, она сумеет очнуться, если очень постарается. Дэйн повторял, что любит ее и умолял ее вернуться к нему. Одна должна очнуться. Ради него. Ради их ребенка.

Ее веки были такими тяжелыми. Как ей их поднять? Но она постарается изо всех сил, чтобы сказать Дэйну, что она тоже любит его всем сердцем. Кэтлин сосредоточилась, приказала глазам открыться, невероятным усилием воли заставила веки приподняться. Она увидела слабый проблеск света, маленькую щелочку. Будет ли этого достаточно? И когда ее веки затрепетали, она их почувствовала. И Дэйн заметил этот трепет. Она услышала, как он ахнул, и рука его крепче сжала ее руку. А потом он закричал, подзывая какого-то доктора Прайса.

Кэтлин услышала звук бегущих шагов, потом в комнате зашумели голоса. Сестра Фишер. Кэтлин узнала ее голос. И голос Дэйна. А третий голос, запыхавшийся, раздраженный тем, что его побеспокоили, вероятно, принадлежал доктору Прайсу.

А потом Дэйн вновь умолял ее открыть глаза, подать им какой-нибудь знак, показать, что она его слышит. Приложив все силы, Кэтлин заставила веки затрепетать снова.

– Вот видите? Она выходит из комы.

Голос Дэйна звенел от радости, и Кэтлин порадовалась вместе с ним. Она доказала его правоту сестре Фишер и доктору Прайсу.

– Это ничего не значит. Просто беспричинная реакция мышц. – В голосе доктора Прайса звучало снисходительное презрение, и Кэтлин мгновенно почувствовала к нему неприязнь. Было ясно, что он не доверяет мнению Дэйна. Но ведь Дэйн был прав! – Известно, что у пациентов, находящихся в глубокой коме, бывает трепетание век и даже слезы. Это ничего не означает. Вы слишком эмоционально связаны с этой пациенткой, доктор Моррисон. И просто хватаетесь за соломинку.

Ну и нахал! Кэтлин ощутила прилив негодования, отогнавший остатки темного тумана. Она желала, чтобы глаза ее распахнулись и чтобы она могла прокричать этому глупцу, что он не прав! Но веки никак не поднимались. Они только трепетали. Кэтлин попыталась двинуть рукой, и, к ее радостному удивлению, пальцы шевельнулись.

– Ее пальцы дернулись! – воскликнул Дэйн. Она услышала, как он снова сел на стул и почувствовала, что он взял ее за руку. – Сожми мою руку, милая. Ну давай же, Кэтлин! Сожми мою руку.

Кэтлин попыталась, но, казалось, она утратила всякий контроль над своими мышцами. Но ведь минуту назад ей удалось подвигать пальцами. Так что же сейчас? Досада и гнев затопили ее. Она хотела доказать этим людям, что прав Дэйн, а не они.

– Успокойтесь, доктор Моррисон, и попробуйте немного отдохнуть. Вы слишком долго находитесь здесь без отдыха. Если настаиваете, мы принесем вам раскладную кровать сюда. Но я полагаю, что вы лучше выспитесь в нашем общежитии.