Избранница - Саманта Джеймс Страница 69

— Да-а, домой всегда приятно возвращаться, Дэвис. — Эдмунд вручил дворецкому свою шляпу и трость. — Габриэль дома?

Дэвис ответил не сразу. К величайшему изумлению Эдмунда, дворецкий был в явном замешательстве:

— Он наверху, в своей спальне, ваша светлость. Эдмунд нахмурился, поскольку не привык к подобному поведению дворецкого.

— Что-то случилось, Дэвис?

— Все в ваше отсутствие разладилось, милорд. Но вы, наверное, предпочтете поговорить с его сиятельством…

Эдмунд тут же шагнул к лестнице.

— Ваша светлость, — позвал его дворецкий, — имейте в виду, что его сиятельство… немного не в себе…

Это было мягко сказано.

Шторы в спальне были плотно закрыты. Лишь скудный лучик света пробивался сквозь малюсенькую щелку. Стоя на пороге спальни сына, Эдмунд щурился, пытаясь привыкнуть к полумраку и разглядеть Габриэля.

Разглядев же, опешил. Он видывал сына в состоянии ярости. Видел его и безумно защищавшимся от обвинений и упреков. Не раз наблюдал раздраженным и мятежным, когда тот плевать хотел на всех и вся…

Но в таком состоянии — еще никогда.

Сын развалился в кресле у окна. Рубашка была кое-как заправлена в бриджи и свисала поверх них. Выглядела она такой мятой и несвежей, словно в ней спали несколько ночей подряд. Подбородок и щеки покрывала щетина трехдневной давности. Воздух в комнате был спертым, тошнотворно пахло спиртным.

— Боже. Габриэль! Да ты, кажется, пьян!

Габриэль медленно поднял голову. Налитые кровью глаза с трудом сфокусировались на фигуре отца. Его перегруженному алкоголем мозгу показалось совершенно естественным, что отец заявился, чтобы засвидетельствовать его жалкое состояние. На его губах появилась бессмысленная улыбка.

— С-совершенно в-верно, отец. Я нализался и собираюсь продолжать в том же духе. Эдмунд сощурился:

— Что за чертовщина? В чем дело? И где Кассандра? В Лондоне?

Кесси. Даже простое упоминание ее имени вызвало новый приступ боли в сердце Габриэля. Он лишь помотал головой в ответ на вопрос отца, но тот не отстал от него:

— Тогда где же она, если не в Лондоне? Габриэль гневно взмахнул рукой и сшиб со стола пустые бутылки и стаканы. Все это с грохотом разлетелось на осколки.

— Дьявол бы все побрал! — взорвался Габриэль. — Тебе непременно надо услышать это из моих уст? Она бросила меня! Ясно? Бро-си-ла!

Эдмунд отшатнулся, словно его с размаху ударили под дых.

— Боже праведный! — простонал он.

Габриэль остановил на нем гневные пьяные глаза:

— Можешь не разыгрывать передо мной комедии! Разве не об этом ты мечтал дни и ночи?

Уже давно не грешил этим, промелькнуло в мозгу Эдмунда. Бог свидетель, это чистая правда. Хотя упрямства во мне побольше, чем у библейского осла. Так и не смог признаться сам себе, что уже давно смягчился.

Хоть режьте на куски, как и когда это произошло, Эдмунд не смог бы сказать. Но было глупо отрицать очевидное: это случилось. И уже не имело значения, что невестка была родом из ненавистной Америки, да и происхождения самого жалкого. Незаметно и помимо его воли и желания эта малышка умудрилась прокрасться в его сердце и отвоевать себе там местечко. Он и приоткрылся-то лишь на мгновение, чуть-чуть, но ей хватило и этого…

От стыда его бросило в жар. Он полностью заслужил презрение сына. И его ненависть — если уж быть до конца честным…

Гнев Габриэля иссяк так же внезапно, как и накатил.

— Она беременна, — выдавил он с трудом. — Из-за этого все и произошло. Эдмунд заволновался:

— Боже праведный! И куда же она могла отправиться? Думай, Габриэль, думай!

— Не знаю. Я ничего не знаю! Леди Эвелин тоже в полном неведении. Кристофер лишь от меня услышал, что Кесси исчезла.

Габриэль наклонился вперед и обхватил голову руками. Голос его понизился до шепота:

— Она взяла с собой всего несколько платьев. У меня в голове вертится лишь одна мысль: она бродит сейчас где-то совершенно беспомощная. Замерзшая. Голодная. Без денег и без крыши над головой.

— Мы найдем ее, Габриэль. Не сомневайся!

— Нет, — хрипло проговорил он. — Я заслужил это наказание, разве ты не понял? Она не хотела выходить за меня замуж. — Уголок рта у него нервно задергался. — Думала, что недостаточно хороша, чтобы стать женой лорда. Считала себя недостойной… — Он медленно поднял голову. — Она рыдала, когда я уезжал отсюда. А мне было наплевать. Вот такой я бессердечный ублюдок… Едва закрою глаза, вижу, как она давится слезами…

У Эдмунда мучительно сжалось сердце, потому что сын смотрел сквозь него, и черты его лица исказило отчаяние.

— Когда она призналась мне, что беременна, я… взбесился. Совершенно обезумел от ярости. Ни на секунду не задумался, каково ей, не думал и о себе. Меня жгла одна-единственная мысль: ты, отец, так жаждал внука… и получил его.

Эдмунд боялся даже выдохнуть. Описываемая сыном картина вдруг четко и ясно, во всех подробностях возникла перед его глазами.

— Я наговорил ей… уйму гадостей… Очень жестоких… Таких, что волосы встают дыбом… И ведь не онемел, не унялся, пока не отвел душу…

Эдмунд вздохнул, затем быстро прошел через комнату и опустил на плечо сына ладонь.

— Всех нас иногда заносит, — тихо произнес он. — И каемся мы обычно, когда уже поздно что-то менять. Габриэль молчал. Эдмунд мрачно продолжал:

— Бог свидетель, я сам не безгрешен и вряд ли смогу дать тебе дельный совет. Но знаю, что твоя единственная надежда в том, что она простит тебя. У нее доброе и отзывчивое сердце. Но сначала, — сурово докончил он, — ты должен найти ее.