Причуды богов - Елена Арсеньева Страница 69

Впрочем, на это у нее почти не было времени.Поход по окрестным домам (в сопровождении двух выздоравливающих прапорщиков) иобъяснения с польскими женщинами насчет корпии оказались труднее, чем онапредполагала. Восторг, который она вызвала у Саши и Жени, не имел ничего общегос делом. Они воспринимали Юлию лишь как предмет для дивного флирта,напоминавшего о блаженных мирных временах, и поначалу от них было большепомехи, чем пользы. И вообще, все это была такая морока! Местные женщиныкорчили из себя невесть что, клялись и божились, что в доме нет ни клочкаткани, годной на корпию. А дома гляделись зажиточно, да и в хозяйствах имелисьслужанки, даже скотницы. Польский гонор уже довольно осточертел Юлии, чтобы онатерпела его еще и в этой деревушке! С радостью ощутив, как прежняя лихость ибесстрашие пробуждаются в ней, Юлия дала себе волю. На другой же день (первыйоказался вовсе бесполезным, после чего она всю ночь проплакала в подушку, маясьсвоей никчемностью) она начала утро с крепкой оплеухи Жене, пытавшемуся пожатьей локоток, и прошипела: «Болван!» – Саше, который загляделся было, когда Юлия,приподняв юбки, перебиралась через лужу, вместо того чтобы помочь.

Это подействовало: в новый рейд по домампрапорщики отправились нахмуренные, что, в свою очередь, перепугало хозяек. Подприкрытием их сурово сведенных бровей и обиженно (все думали, что зло) поджатыхгуб Юлия приказывала открыть сундуки и шкафы и собственноручно изымала оттудавсю ветошь. В каждом доме был задан ежедневный урок по количеству корпии, иесли хозяйки (а то и служанки!) осмеливались перечить, Юлия не стесняласьвпрямую угрожать. Впрочем, гораздо чаще и успешнее действовало что-нибудьвроде: «Да ведь и ваши раненые, случается, попадают в наши лазареты, им тоже сиякорпия в облегчение пойдет!» Такое и вправду бывало, особенно среди мирныхжителей, пострадавших при артиллерийской бомбардировке села или после боя внем.

Словом, к исходу дня Юлия воротилась в лазаретвполне собою довольная, зная, что завтра первые охапки корпии уже пойдут вдело: раненые прибывали каждый день; слава богу, хоть не было настоящих,больших боев, ибо страшно вообразить, что тогда сделается в лазарете!

Кроме Королькова, было еще два доктора, нооперации все вел сам Виктор Петрович – другие ассистировали. Памятуя, какКорольков спросил, не убоится ли она вида крови, Юлия с дрожью ждала, что онпопросит помочь в операционной, но ее даже к перевязкам не допускали: Корольковберег дамскую стыдливость. Солдаты – братья милосердия с этим вполне справлялись,вдобавок выздоравливающих Корольков гонял в хвост и в гриву, а Юлии доверялосьлишь «осенять собранную корпию своим благотворным присутствием», каквысокопарно, хоть и вполне искренне выразился Виктор Петрович.

Вскоре она поняла, что ее присутствие людям ивпрямь приятно и необходимо. Вовремя, с улыбкою и добрым словом, подать воды,коснуться горячего лба или просто поправить одеяло не менее важно, чем вовремяостановить кровь. Суровая походная жизнь изнуряла солдат больше, чем онипоказывали, а потому Юлия всегда встречала только улыбки на обращенных к нейлицах. Сначала она опасалась увидеть среди раненых знакомых: пока открытие ееинкогнито было не ко времени, – и каждых новых раненых принимала вповязке, закрывающей лицо (впрочем, так вообще велось в госпитале, ведь средивновь прибывших оказывались и холерные больные), и снимала ее, лишь убедившись,что знакомых нет. Впрочем, в этих местах сражался Литовский полк, а среди егоофицеров Юлия никого не знала, так что опасности быть разоблаченной у нее небыло никакой.

Вот именно – никакой!

Она ждала и боялась того мгновения, когдаочнется Зигмунд. Лазарет, под который приспособлено было помещение земскойбольницы со спешно пристроенными к нему утепленными бараками, был обширен,места в нем всем хватало, так что Зигмунд и еще один тяжело раненный в голову,не приходящий в сознание штабс-капитан лежали в отдельной палате, если можнобыло так назвать эту комнатку с отгороженным углом, где переодевались доктораперед операциями. Если кто-то и видел, как Юлия иногда заходит туда, то сиеникого не удивляло: она заходила во все палаты. Корольков там тоже часто бывал,потому что затянувшееся забытье больных (доктор называл его кома, или летаргус)его весьма тревожило.