Люблю тебя врагам назло - Татьяна Никандрова Страница 69

У него не было родителей, не было семьи, но, несмотря на это, он отчаянно боролся за свое право добиться успеха и снять с себя ярлык, навешенный системой. И он был близок к этому как никогда.

И вот теперь над ним грозовой тучей нависла опасность. Он мог потерять все из-за одной ошибки. Не его ошибки.

Если бы я знала, что все так обернется, то сразу после того, как Старицкий обидел меня, пошла бы в полицию. И плевать, что это было бы дико стыдно. В таком случае у меня были бы доказательства того, что Яр напал на Артема не просто так.

Но сейчас вся это ситуация представлялась в крайне невыгодном для Калашникова свете. Я знала таких людей, как Артем. С детства слышала от отца странные реплики о том, что деньги и власть решают все. Будучи ребенком, я не особо вдумывалась в смысл этих слов. Однако сейчас прекрасно понимала, что рассчитывать на справедливый суд Ярославу не стоило.

Осознав это, я заорала. Истошно завопила, заполняя голосом, пропитанным страхом, пространство комнаты.

Когда сил на крик не осталось, я закусила край своего одеяла и начала скулить. Слезы выжгли мне глаза. Я словно ослепла. Валялась на кровати и захлебываясь собственными стонами, не в силах справиться с истерикой.

Размазывая густые сопли по лицу, я поняла, что не могу сделать вдох. Будто мои дыхательные пути отекли настолько, что стали не способны проводить воздух.

Я открывала рот в попытках добыть хоть немного кислорода, но ничего не выходило. Я хотела подойти к окну, но, упав с кровати, не смогла подняться. Лежала на полу и погибала от острой душевной боли и невозможности дышать.

В момент, когда я думала, что смерть уже близко, чьи-то руки стали с силой трясти мое плечо. Меня перевернули на спину, а через секунду я почувствовала, как кто-то ласково, но быстро убирает с моего лица приклеившиеся волосы.

— Лисенок, так нельзя, ты же в могилу себя загонишь, — шепотом говорила Венера. — Дыши давай, дыши! Постарайся выровнять дыхание!

Я снова открыла рот, но сделать вдох никак не получалось. Венера открыла окно и с силой подтащила меня к нему.

— Успокойся! Перестань реветь! — доносился до меня голос сестры.

Я оперлась на подоконник, и, сделав над собой усилие, задышала. Вдох-выдох. Вдох-выдох.

Через пару минут я медленно обернулась к сестре. Она, покусывая ногти, сидела на моей кровати с выражением великой скорби на лице.

— Лисенок, я все знаю. Мне очень-очень жаль, — сказала она. — Но у меня есть, что тебе сказать. Это важно.

Я подалась вперед и меня пробрала дрожь от мысли о том, что Венера знает что-то, чего не знаю я.

— Только обещай не реветь, — серьезно заявила она. — Обещай, что будешь сильной. Не ради себя, ради него. Слезами горю не поможешь, поняла?

— Да-да, — поспешно согласилась я.

— Я подслушала разговор родителей, уловила суть дела. Потом позвонила Феду и попросила его через Левчика Гущина узнать об этой ситуации поподробнее. В общем, твой Калашников действительно избил Старицкого. Сильно. До потери сознания. И вроде даже разбил его машину. Артем узнал его, выяснил, кто он такой. Откуда-то прознал про ваш роман и решил нагадить Калашникову по первому разряду.

Я поднесла руку к губам и меня вновь начали раздирать слезы.

— Алиса, ты обещала! — неожиданно резко оборвала меня Венера. — Соберись! Я говорю серьезные вещи!

Я сжала кулаки и кивнула в знак того, что готова слушать дальше.

— Короче, Артем хочет обвинить Калашникова не просто в нападении, а в разбое. Якобы Ярослав отобрал у него телефон, деньги и другое ценное имущество. Мало того, у него есть план повесить на Калашникова и другие нераскрытые дела, связанные с грабежом. А это до восьми лет лишения свободы. Но самый ужас в том, что у Старицкого это реально может получиться, ведь связи в таких кругах решают многое. А ты сама знаешь, Артем учится на юридическом. У Гущина отец вообще судья, так что… Дело очень хреновое, Алиса.

— Венера, что делать? Что мне делать? — в ужасе застонала я.

— Я вижу выход. Один. Единственный. У Старицкого старшего проблемы в бизнесе, и дружеские связи с нашим отцом для него сейчас крайне важны, — Венера обхватила мои плечи и уперлась в меня прямым серьезным взглядом. — Алиса, слушай внимательно. Ты должна подойти как папе. Не дома. Так, чтобы мамы не было рядом, иначе у тебя не будет шансов. Иди к нему в офис и проси за Калашникова. Я не уверена, но мне кажется, если отец реально захочет, то он сможет спасти Ярослава, сможет повлиять на Старицких.

— Ты думаешь, он согласится? — с силой кусая кончик своих волос, спросила я.

— Я не знаю. Когда я подслушивала их с мамой разговор, я поняла, что он тоже против твоих с Калашниковым отношений. Но настроен не так воинственно, как она. Мне кажется, он сможет помочь тебе, но на своих условия. А ты согласишься на все, что он скажет. Другого выхода у тебя просто-напросто нет, поняла?

— Поняла. Я пойду к нему прямо сейчас!

— Ты в своем уме?! Сейчас два часа ночи!

— Что? — я растерянна оглянулась на окно, и до меня только сейчас дошло, что на улице темно.

Я прорыдала в комнате больше двенадцати часов и даже не поняла этого.

— Фед позвонил мне поздно вечером, и я думала, ты спишь. Хотел рассказать все утром. Но потом ты заверещала на весь дом… В общем, Алиса, ложись спать. Постарайся уснуть. Завтра новый день.

С этими словами Венера поцеловала меня в лоб и ушла. Я легла в постель, повторяя себе, что теперь у меня есть надежда. Завтра я пойду к отцу и сделаю все возможное и даже невозможное, чтобы помочь Ярославу.

Да, Артем Старицкий был силен. У него были те самые деньги и власть, которые, как это ни прискорбно, решали почти все в нашем мире. Но, к счастью, мой отец тоже обладал и тем, и другим. И это стало моим шансом.

***

Будильник как обычно прозвенел в семь утра, но я не могла пошевелить ни рукой, ни головой, ни любой другой частью тела. Я попробовала приоткрыть глаза, но распухшие от слез веки не дали мне такой возможности. Минут пятнадцать я провалялась в тщетных попытках расшевелить свое бренное тело, прежде чем мне наконец удалось сесть на кровати.

Меня бил озноб, суставы ломило, страшная слабость растекалась по спине и ногам — у меня была температура. По ощущениям не меньше тридцати восьми.

"Только не сейчас! Соберись, тряпка!" — скомандовала я своему телу и твердо решила, что сдохну, но поговорю сегодня с отцом.

Первым делом я выпила жаропонижающее. С такой температурой не то, что говорить, соображать сложно. Затем пошла в ванную и вздрогнула, увидев свое отражение в зеркале.

Крошечные поросячьи глазки смотрели на меня из-под опухших век-пельменей. Волосы напоминали половую тряпку не первой свежести. А щеки пылали так, будто их обожгли раскаленным железом. Зрелище не для слабонервных.