Шиворот-навыворот - Виктория Волкова Страница 69

— В других бочки металлические, просто оббитые сверху деревом, — продолжила Лина.

Принесли пиво в огромных литровых кружках, жареную курицу, крендельки-брецели.

— Знаете, эти крендельки изобрел простой немецкий булочник. Король Баварии приказал испечь крендель, через который три раза можно было б увидеть солнце, — продолжала осваиваться в роли экскурсовода Лина.

— Помолчи, дорогая. Дай людям насладиться праздником, — ласково попросил ее Пахомов.

— Я столько не выпью, — взмолилась Лиля.

— Не позорь свою страну, родная, — устыдил Виктор.

Потом они бродили от одной палатки к другой, пробуя разные сорта пива. Пауланер, Шпатен, снова Аугустинер, Хакер-Пшорр, снова Пауланер. Смотрели представления, катались на каруселях.

— Словно в детство вернулась, — довольно улыбаясь, сказала Лиля, сойдя с карусели. — Витька, помнишь, когда мы в Центральный парк сами ходили в пятом классе, а нас на карусель не пустили…

— Сказали, что мы уже большие на лошадках кататься… — захохотал Пахомов.

— Кажется, я сильно натерла ногу, — со слезами на глазах сообщила Лина и предъявила всей компании огромный волдырь на ноге.

— Вечно ты все испортишь, — недовольно заметил Витька. — Теперь из-за тебя возвращаться придется…

— Зачем всем возвращаться? — плаксиво возмутилась Лина. — Мы с Геной пойдем, а вы оставайтесь. Дорогу обратно найдете?

— Найдем, — буркнул Пахом.

— Как ты умудрилась мокасинами натереть так сильно ногу? — удивился Гена Лурдин, когда они с Линой садились в электричку.

— Все просто, шеф, — торжествующе воскликнула Лина. — Я обула Светкины. У нас они одинаковые, просто у племянницы нога на полразмера меньше.

— Зачем? — не понял Кульбит. — Мы же гулять собирались…

— Как зачем? — задохнулась от возмущения Лина. — А под каким еще благовидным предлогом мы смогли бы оставить их вдвоем, а, Гена?

Кульбит заглянул в большие глаза своей будущей жены, смотревшие на него честно и преданно.

— Интриганка… — усмехнулся он. — Только не вздумай со мной проделывать такие штуки.

В одной из палаток подавали форель, запеченную в тесте на палочке.

— Пошли попробуем, — предложила Лиля.

— Давай, — согласился Пахомов.

Они вошли внутрь и огляделись, высматривая свободные места. Дальний столик оказался не занят. Но Виктор Николаевич Пахомов вдруг напрягся и тихо выругался.

— Мама родная, куда мы забрели?

Лиля оглядела зал внимательно. За столами сидели в обнимку парочки. Мужчины с мужчинами, женщины с женщинами. Какой-то гей-парад, честное слово. Гетеросексуалы находились в явном меньшинстве.

— Давай-ка быстренько выходить отсюда, — сказала Лиля и развернулась к выходу.

— Подожди, надо замаскироваться, — буркнул Пахом. — Сейчас примем меры, чтобы на нас чего плохого не подумали.

— Кто? Нас здесь никто не знает, — с сомнением посмотрела на него Лилия.

— Мало ли, потом позора не оберемся. Объясняй всем и каждому…

И чтобы сомнений не оставалось в том, что Виктор Пахомов — правильный мужик, он крепко обнял ее и повел к выходу.

— Кстати, о п. дарасах, — весело сказал он, все еще обнимая ее.

— Ты это о чем? — удивилась она.

— О Бессарабе. Он тебе звонил? Чего молчишь? — Вопросы посыпались, как горох.

— Нет, — хмыкнула Лилька и улыбнулась. Улыбка получилась пьяненькая, но залихватская.

— То есть? — настаивал нетрезвый Пахом.

— Вить, как ты мне сказал, что он собирается звонить и приезжать, я сразу телефон отключила, — соврала Лиля, точно зная, что сейчас Иван не приедет. А потом… будет суп с котом.

— Зачем? Мужик вроде ничего, — растерянно заметил Виктор.

— Если ничего, сам с ним роман заведи, и милости просим вон в ту палатку, — зло усмехнулась она и показала рукой на шатер, из которого они только что выскочили, как ошпаренные.

— Вить, мне он без надобности, — продолжала она. — И, по большому счету, я ему тоже не нужна. Это сейчас как навязчивая идея. Завоевать во чтобы то ни стало. А что потом?

— Ладно, отключила телефон, и правильно, — одобрил Пахомов.

Они еще попили пива у Аугустинера, закусывая колбасками и крендельками. Побродили в толпе и уселись на лавку.

— У меня сил нет больше ходить, — взмолилась Лиля.

— Облокотись на меня, — предложил Пахом.

Она положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

— Витька, как же мы с тобою напились, — прошептала Лиля.

— Есть немного, родная, — хмыкнул он и одной рукой повернул ее лицо к себе, поправил растрепавшиеся волосы. Другая рука вдруг заскользила по плечам, по груди. Поцелуй вышел сладким и продолжительным, как и все пьяные поцелуи. За ним последовали еще и еще. Они целовались и на Октоберфесте, и были в этом не одиноки. И по дороге к такси Витька прижимал ее к себе и целовал без остановки. Она отвечала ему тем же. Потом, в машине, они целовались взасос, и каждый поцелуй был долгим от светофора к светофору. Пару раз в зеркале она ловила любопытный взгляд водителя. Гадкий и маслянистый. Пахомов тоже заметил и враждебно рыкнул таксисту по-русски:

— На дорогу смотри.

И снова полез к Лильке с поцелуями. У нее закружилась голова, и она не помнила, как они вообще попали домой.

Гена Лурдин долго сидел на террасе, дожидаясь шефа и Золотую королеву. Он затянулся сигаретой, размышляя о Лине и опустошающем душу чувстве. Это и есть любовь? Безудержная готовность прощать, верить каждому слову, умом понимая, что половина — вранье. Но Лина того стоила. Каждый вздох ее, каждый всхлип и спазм. Кульбит ловил такие моменты, особо остро ощущая себя счастливым.

Внизу послышалось движение автомобиля. Хлопнула, открываясь, дверца. Из такси вывалился Пахомов, помогая выйти вдове лучшего друга. Затем прижал к машине и крепко поцеловал. Кульбит наблюдал, как парочка в обнимку, шатаясь, направилась к крыльцу. Щелкнул замок отпираемой двери, послышалась возня в прихожей.

"Видать, шеф зажал у стеночки Золотую королеву", — ехидно подумал Кульбит. Он поймал себя на мысли, что дверь так и осталась незапертой. Второго щелчка замка он так и не услышал.

"Подожду, пока наши влюбленные доберутся до постели, а потом спущусь закрою", — решил Кульбит и снова уставился на подъездную дорожку, на которой осталось стоять такси.

"И снова Ангел Лина права. Вон как хорошо все устроила. И Витька не станет бобылем жить. И сестрица вдовой не останется". — Он хотел еще подумать, какой ему прок от этого союза, как заметил фигуру, направлявшуюся прямо к входной двери.