Аромат лотоса - Лора Бекитт Страница 68

Голос Кирана звучал равнодушно и твердо: его не волновали чувства законной супруги.

«Я вынуждена мириться с тем, что у Кирана есть жена, а Мадхур – с тем, что он имеет любовницу», – подумала Амрита.

На следующий день она отправилась к Таре и сообщила о том, что не сможет танцевать вместе с ней и Камалом.

– Тебе запретил Киран! – догадалась та.

– Да, – призналась Амрита, – и я вынуждена смириться с его решением.

К великому огорчению молодой женщины, Тара презрительно расхохоталась и заявила:

– Ты ведешь себя, как настоящая продажная женщина!

Амрита побледнела.

– Прошу тебя, Тара, не произноси таких слов!

– Почему, если это правда? Он платит тебе за то, что ты с ним спишь и выполняешь его требования! Не удивлюсь, если он запретит тебе приходить в наш дом и ты согласишься, потому что побоишься потерять содержание!

Амрита постаралась взять себя в руки. Она не желала ссориться с лучшей подругой.

– У тебя есть Камал, а мы с Аминой одни. О нас некому позаботиться.

– Ты сама в состоянии позаботиться о себе! – вскричала Тара. – Завтра мы танцуем на свадьбе. Пойдем с нами, и у тебя появится несколько десятков рупий!

Амрита покачала головой.

– Ты мне больше не подруга, – отрезала Тара. – Выбирай: или мы и Натараджа, или заминдар и его деньги!

– Тара! – в смятении прошептала молодая женщина, но та отвернулась, не сказав больше ни слова.

Амрита подождала еще немного, потом вышла из дома и побрела по улице, стараясь сдержать слезы. Она не ожидала такого удара и была близка к отчаянию.

В конце улицы ее догнал Камал.

– Не сердись на Тару, – сказал он, – она всегда говорит то, что думает.

Амрита вытерла слезы.

– Ты тоже меня осуждаешь?

– Вовсе нет. Отныне ты вольна распоряжаться своей жизнью. Тебе лучше знать, как нужно поступить. Просто Тара рассчитывала на твою помощь. Вчера она сообщила мне о том, что ждет ребенка. Она думала, ты заменишь ее, когда она не сможет танцевать.

– Вот как… Прости, я не знала.

– Ничего, я справлюсь один, – сказал Камал и улыбнулся.

Амрита вспомнила о том, что он так же улыбнулся ей, когда отец привел ее в храм, – тогда эта улыбка согрела ей сердце.

Молодая женщина внимательно смотрела на него. В тридцать лет Камал по-прежнему был строен и красив, и волосы все так же падали на плечи густыми смоляно-черными прядями. Но в его глазах уже не было того поразительного огня, каким они горели в те дни, когда он служил в храме Шивы.

Они пошли рядом.

– Ты не жалеешь? – спросила она.

Он понял.

– Нет. Я променял небесную звезду на земную и счастлив. А то, что искусство порой превращается в ремесло, так это неизбежно. Волшебство исчезает, остается реальность. В сезон дождей у меня сильно болела нога, но я выступал каждый день и улыбался сквозь боль, потому что нам нужны были деньги. Конечно, теперь мои танцы не похожи на священнодейственные танцы Натараджи, сотрясающие основы вселенной, танцы, способные восхитить и богов, и демонов.

– Стало быть, все уходит? – грустно промолвила молодая женщина.

– И возвращается. На смену нам в храм Шивы придут другие, те, что моложе и талантливее нас, но и наше искусство еще послужит людям.

Неожиданно он обнял молодую женщину и прижал к себе. Амрита уловила отзвук далекого прошлого, погребенного под обломками времени, почувствовала молчаливое понимание и поддержку.

– Тара не права, Амрита, я хочу, чтобы ты знала, что я это понимаю. Думаю, она тоже поймет и вы помиритесь, – отрывисто произнес он. – Я верю: рано или поздно ты вернешься и будешь с нами. Натараджа тебя не отпустит. И еще мне всегда хотелось тебе сказать: я рад, что у меня есть не только жена и дочь, но и ты.

Амрита поцеловала Камала. Не как любовника, а как друга. – Я тоже рада, что у меня есть ты.

Он улыбнулся, и в его улыбке были теплота, свет и тень легкого сожаления о чем-то несбывшемся.

Камал оказался прав: очень скоро Тара явилась к Амрите с извинениями. Она не заговаривала о танцах. Сказала только, что, ожидая Уму, выступала едва ли не до шестого месяца и сейчас собирается сделать то же самое.

И все же Амрите чудилось, что их отношения изменились. Они будто оказались по разные стороны невидимой границы и перестали понимать друг друга так, как понимали прежде.

Никогда еще жизнь Амриты не была столь однообразной и беззаботной. Она имела достаточно денег, чтобы покупать себе и Амине все, что заблагорассудится, у нее было много времени, чтобы заниматься собой и дочерью, и очень мало желаний. Она быстро пресытилась бездельем и зачастую не знала, чем занять ум и тело. Если Амрита и упражнялась в танцах, то больше для того, чтобы не утратить своих умений, а вовсе не потому, что ей этого хотелось. Она не могла танцевать для себя самой – в этом случае танец утрачивал и жизнь, и смысл.

Киран приходил к ней раз в три-четыре дня и проводил с ней ночь. Перед этим они немного разговаривали и он играл с Аминой. Он односложно отвечал на вопросы Амриты и не стремился посвящать ее в свои дела.

Все чаще молодой женщине казалось, что его интересует только ее тело, а она просто отрабатывает свое содержание. Она желала жить другой жизнью, ей хотелось большего. Душевного взаимопонимания, тепла семейного очага, настоящей любви.

Амрита часто размышляла о том, что погубило ее чувство – перемены, происшедшие с Кираном и с ней самой, или просто время, – и не находила ответа.

Между тем жителей Калькутты ожидали тревожные события. Новый формальный правитель Бенгалии, наваб Мир Касим, которому надоело быть марионеткой в руках английских завоевателей, вознамерился стать настоящим хозяином страны. Он долго и тайно готовился к перевороту, привлекая на службу не только мусульман и индийцев, но и европейских авантюристов всех наций и мастей. Ударной силой армии был отряд из пятидесяти французских артиллеристов, которыми руководила лютая ненависть к англичанам.

Мир Касим захватил столицу Бенгалии Муршинабад, после чего двинулся на Калькутту.

За годы спокойной жизни англичане, отвыкнув от угрозы нападения и сражений, потеряли бдительность. Все думали только о том, как разбогатеть, а не о том, чтобы защищать город. Как и девять лет назад, форт оказался не готов к обороне. В главной стене были пробиты бреши, чтобы дать приток воздуха в товарные склады, часть пороха отсырела, множество пушек заржавело. Гарнизон насчитывал всего двести человек, из них сорок пять англичан, остальные – индийцы.

В результате было решено оборонять только Белый город. Судьба живущих в Черном городе туземцев никого не волновала.

Слухи, особенно тревожные, распространяются быстро: из Калькутты началось массовое бегство индийцев, которые, волоча свой нехитрый скарб, несметными потоками хлынули в близлежащие деревни.