Лазурные берега - Сара Ларк Страница 68

— Она мало что рассказала, — ответила Амали. — А я особенно и не расспрашивала. Она еще очень слаба. Девушка почти сразу же снова уснула. Но она влюблена в этого Большого…

Слуги привыкли называть Джефа «Большой». Тем самым они подражали Виктору, который не мог без улыбки произнести его имя. В этой улыбке были снисходительность и сарказм.

Деирдре вздрогнула.

— Что? — спросила она с тревогой.

— Она любит мужчину, который принес ее сюда, — невозмутимо ответила Амали и стала расчесывать волосы Деирдре щеткой. — Но если вы меня спросите, миссис…

— Откуда ты это знаешь? — Голос Деирдре стал пронзительным. — Она тебе… она тебе это сказала?

Амали рассмеялась.

— Этого нельзя не заметить, — ответила она. — Стоит лишь только упомянуть о нем, и она сияет, как люстра, а когда она его видит…

— Он заходит к ней?

Амали показалось, что глаза Деирдре сверкнули. Она выглядела рассерженной. Или озабоченной?

— Конечно, он посещает ее, — произнесла Амали. — Однако если вы спросите меня, миссис, я отвечу вам, что эта девчушка не очень-то много для него значит. В любом случае не… не так…

Она сделала короткий неприличный жест, который могла себе позволить в присутствии Деирдре, потому что они вдвоем очень хорошо помнили, как один чернокожий мальчик из поселка рабов на Каскарилла Гарденс впервые показал его им.

Амали увидела, что Деирдре почувствовала облегчение. И спросила себя о причине этого.

— Она говорит, что они друзья, — продолжала Амали и с интересом стала слушать историю Бонни, по крайней мере то, что знала о ней Деирдре.

— Значит, они могли подружиться на пиратском корабле, а затем она открыла ему свою тайну, — закончила свой рассказ Деирдре. — Или же они знали друг друга еще на своем родном острове. В любом случае мне неизвестно, откуда они родом. Может быть, она была рабыней…

Амали кивнула.

— Конечно, она была рабыней, миссис, — ответила она. — Разве вы не видели шрамов на ее теле? Ее били, миссис, — и, наверное, ее баккра делал с ней кое-что и похуже. Бедная маленькая девочка. И она тут же влюбилась в первого встречного проходимца…

Деирдре с трудом сдержалась, чтобы не встать на защиту этого «проходимца». Но она давно заметила, что Амали не особенно любит Цезаря. Значит, ей придется вести себя осторожно, встречаясь с ним. Деирдре вздохнула. Ей было бы проще, если бы она могла посвятить служанку в свою тайну. Хранить интимные секреты втайне от слуг было почти невозможно. Деирдре подумала о том, что то, чем она занималась с таинственным чернокожим, было чудовищно. Даже сегодня она снова встречалась с ним, и они предавались любви на берегу бухты. Это было рискованно, но они вдвоем наслаждались близостью. И совершенно определенно она не сможет с ним порвать. Для нее это было слишком волнующее ощущение — чувствовать себя живой.

Деирдре и Джеф предавались любви, где только представлялась возможность — в бухте и в лесу, а временами даже на конюшне. Очень редко, и лишь тогда, когда Деирдре могла быть уверена в том, что в доме не было Амали и Виктора, она даже затаскивала любовника в свою постель, чем они особенно наслаждались. Оба любили риск, любили дикие игры. При этом Деирдре при каждой встрече снимала со своего пальца обручальное кольцо, прежде чем начать любовную игру — это был знак того, что она забывала стыд и супружеские обязанности. Она делала это как нечто само собой разумеющееся и не испытывала при этом никаких угрызений совести. Чем бы она ни занималась со своим пиратом, это не касалось ее отношений с Виктором. Любовь с большим чернокожим мужчиной была совершенно иной, чем то, что она испытывала с Виктором. Чему бы там ни научился Джеф у проституток в портах доброй половины Карибского моря и что бы ни приходило в голову Деирдре, они вдвоем с наслаждением пробовали это. Они возбуждали друг друга и исследовали свои тела. Это было странное чувство — с одной стороны, узнавать самого себя, а с другой, с самого начала так доверять друг другу, что между ними никогда не возникало ни чувства стыда, ни ощущения вины. Любить пирата для Деирдре было то же самое, что и дышать, и при этом она не думала ни о Викторе, ни о том, какую обиду ему наносит.

Она ведь и Виктора не обделяла. Деирдре по-прежнему позволяла ему осыпать ее нежными ласками, как только ему хотелось этого, и даже наслаждалась этим. Она все еще испытывала любовь и нежность к Виктору, однако по сравнению с тем, что она чувствовала к пирату, это было детское чувство. С пиратом она взрывалась, ее охватывало пламя, тогда как Виктор словно лишь тихо укачивал ее. Безопасность и уверенность, которую давал ей муж, меркла перед необузданностью Джефа, его мужеством и любовью к опасностям. Сердце Деирдре неистово колотилось, когда она слышала треск сучьев, в то время как они с Джефом, уединившись в лесу, жадно набрасывались друг на друга, а особенно тогда, когда ей казалось, будто в доме или на конюшне хлопает дверь, пока они барахтаются в соломе или на кровати.

Джеф, напротив, лишь смеялся над ее страхами. Казалось, не существовало ничего, чего бы он боялся. Он не испугался бы драки с Квентином Кинсли, он сражался бы с ним на шпагах, а не на словах, какими бы ни были последствия.

Деирдре это окрыляло. Она все чаще и чаще шла на риск. Ее увлекала игра с опасностью. При этом она никогда не думала о последствиях. С Цезарем она чувствовала себя непобедимой. Жизнь была приключением, и Деирдре ощущала лишь жар вулкана, на котором танцевала, а не пламя, которое готово было поглотить ее.

Виктор полностью доверял Деирдре, и ему никогда бы даже в голову не пришло подвергнуть сомнению ее отговорки или оправдания, которыми она объясняла многочасовые прогулки верхом со своим «конюхом». При этом Виктор, естественно, давно заметил, что большой негр, по крайней мере сначала, едва держался на коне. Собственно говоря, он должен был задать себе вопрос, как Джеф по полдня выдерживает в седле, но ему ничего такого даже в голову не пришло. Виктор верил Деирдре, когда она утверждала, что была в гостях у какой-то знакомой или встречалась с ней, чтобы выпить чаю. Он не жаловался на заметно уменьшившийся интерес жены к ночным наслаждениям. До сих пор инициатива всегда исходила именно от Деирдре, и они занимались любовью, когда Виктор возвращался домой после ночного визита к кому-нибудь из пациентов. Теперь его жена больше не начинала любовную игру, но в любом случае хотя бы не отвергала ласки Виктора, когда он не был слишком усталым.

Молодой врач никогда бы не догадался, что именно благодаря Джефу у Деирдре прекрасное настроение и цветущий вид. Первые месяцы в Кап-Франсе Деирдре зачастую пребывала в скверном настроении, скучала, зато теперь она заметно оживилась. Виктор был даже рад этому, не проронив по этому поводу ни единого замечания. Он также не удивился, что Деирдре больше не настаивала на том, чтобы по крайней мере два выходных дня в месяц они проводили в поместье Новый Бриссак. В конце концов, он сам был очень рад возможности чаще оставаться дома, а не вступать в конфронтацию с истеричными владельцами плантации, которые боялись покушений на свою жизнь. Поведение жены Виктор объяснял тем, что теперь, имея сопровождающего, она могла снова совершать конные прогулки по Кап-Франсе и вокруг него. И может быть, ей действовали на нервы бесконечные придирки его матери. Деирдре до сих пор не забеременела, и Луиза Дюфрен воспринимала это как личное оскорбление…