Время любить - Жюльетта Бенцони Страница 68

– И нам поверят?

– Кто же осмелится сказать что-нибудь против? – прервал их Абу-аль-Хайр. – Принц Абдаллах, двоюродный брат калифа, такой ранимый человек, что сам наш хозяин бывает очень осторожен в отношениях с ним. Альмерия – это один из наших крупнейших портов. Что касается меня, так совершенно естественно, что я сопровождаю эту благородную даму, – заключил он, устраиваясь на подушках в носилках.

Вся группа ехала в темноте и без шума, раздавалось только приглушенное цоканье копыт лошадей. А совсем близко, в городе, царило оживление. Все огни были зажжены, и город светился в ночной темноте, словно огромное скопление светлячков. И Катрин любовалась этим видом, приподнимая занавески. Она испытывала пьянящее чувство победы. Город был восхитителен, но крики, плач, которые слышались из-за высоких стен, говорили о том, что там происходит побоище.

Голос Мансура долетел до молодой женщины:

– Калиф неистовствует! Поедем побыстрее! Если меня узнают, нам придется сразиться, а нас только двадцать человек.

– Вы забываете нас, – сухо прервал его Готье, который скакал совсем рядом с носилками, так близко, что Катрин могла до него дотронуться. – Мой товарищ, Жосс, умеет сражаться. А что до меня, то уж с десяток я точно уложу.

– Тогда, скажем, нас тридцать один, и да сохранит нас аллах!

Огни Гранады мало-помалу отступили. Плохо различимая дорога, незаметная для тех, кто ее не знал, повернула, и город исчез за могучим скалистым возвышением.

– Дорога будет тяжелой, – проговорил Жосс с другой стороны носилок. – Нам нужно будет пройти высокие горы.

Резкая команда раздалась в темноте, и отряд остановился. Скалистое место кончилось, и опять стала видна Гранада, дворец Амины, где горели лампы на зубцах белых стен. До Катрин долетел голос Мансура:

– Вовремя мы уехали! Смотрите!

Отряд всадников в белых плащах с факелами, которые сеяли по ветру искры, быстрым галопом проехал римский мост и в облаке пыли остановился перед воротами Алькасар Хениля.

Во главе отряда зеленое знамя калифа развевалось в руке офицера-знаменосца. Весь отряд устремился в тяжелые ворота…

Катрин высунула голову и поискала глазами Мансура.

– А Амина? – спросила она. – Ей ничего не грозит?

– Чего же ей бояться? У нее ничего не найдут. Одежда моих людей уже зарыта в саду, а среди ее слуг и женщин нет ни одной, которая не согласилась бы скорее отрезать себе язык, чем ее выдать. И даже если Мухаммад подозревает ее в помощи мне, он никак не вообразит, что она могла помочь и вам. Народ ее обожает, и я думаю, что он и теперь ее любит. Между тем, – заключил он со внезапным взрывом ярости, – в один прекрасный день ему придется отдать ее мне. Я ведь вернусь! Аллах сделает так, что мое возвращение будет его последним днем!..

Ничего больше не произнося, мятежный принц хлестнул свою лошадь и бросился на приступ первого уступа сьерры. Вся группа молча двинулась вслед. Катрин опустила занавеску. Внутри носилок темень была полной и стояла такая духота, что Абу-аль-Хайр откинул занавески с одной стороны.

– Нам не грозит, что нас здесь узнают. Так будем же дышать! – прошептал он.

Катрин с тревогой пощупала лоб Арно. Жар спал, а дыхание стало ровным. Тогда Катрин свернулась калачиком в ногах своего супруга, закрыла глаза и, чувствуя, как счастье и покой овладевают ее сердцем, крепко заснула.

* * *

Нападение произошло через два дня, в горах, на заходе солнца. Беглецы поднялись из глубокой долины Хениля и продолжали путь по склону ущелья, на дне которого кипел поток. Они шли по горному карнизу, поднимавшемуся к хребту. Жара в значительной мере спала, и тропинка, казалось, шла через арену с почти вертикальными стенками, над которой возвышались три огромные снежные вершины. Мансур указал на самую высокую:

– Там живут только орлы, грифы и люди Фараджа Одноглазого, знаменитого бандита.

– Мы-то слишком сильны, чтобы бояться бандита! – заметил Готье с презрением.

– Еще неизвестно!.. Когда Фараджу нужно золото, ему случается пойти на службу к калифу, и, когда у него появляется подкрепление из пограничных солдат, он становится опасным.

Вдруг свирепые вопли раздались так пронзительно, что даже лошади взвились на дыбы. Из-за каждого камня высунулся человек… и вся гора, казалось, пришла в движение, обрушилась на маленькую группу путников. Маленький человечек, худой и уродливый, на грязном тюрбане которого торчал пук орлиных перьев, а глаз закрывала грязная повязка, вел их в атаку, издавая ужасающие пронзительные крики.

– Фарадж Одноглазый! – взревел Мансур. – Соберитесь вокруг носилок!

Вот уже кривые турецкие сабли заблестели в руках воинов; Готье подъехал к начальнику, чтобы сражаться рядом с ним, и крикнул Жоссу:

– Защищай носилки!

Занавески носилок неожиданно раздвинулись, и появился Арно. Катрин попыталась удержать его, но безуспешно.

– Оружие! – закричал он. – Лошадь!

– Нет! Ты еще слишком слаб…

– Думаешь, я так и буду смотреть и не приму участия в бою? Сиди в носилках и не двигайся! – сурово приказал он. – А ты, друг Абу, сторожи ее и не дай ей наделать глупостей!..

С яростным нетерпением он срывал с себя покрывала, которыми был укрыт.

– Лошадь! Оружие! – повторял он.

– Вот оружие, – спокойно произнес Жосс, протягивая ему свою собственную кривую саблю. – Вы лучше меня владеете этим резаком. И лошадь берите мою.

– А ты?

– Я возьму ту лошадь, всадник которой сорвался в пропасть.

– Арно! – вскричала Катрин в отчаянии. – Я тебя умоляю…

Но он ее не слушал. Он прыгнул в седло и, сжимая бока животному голыми пятками, присоединился к Мансуру и Готье, которые уже ввязались в яростное сражение. Арно поверг врага в смятение, которым воспользовался Мансур. Что до Катрин, вся эта картина некоторое время вызывала в ней страх, но и она не смогла сдержаться и рассмеялась: Арно был неподражаем!

– Он же сумасшедший! – вздохнула она. – Как он может выдерживать бой, когда всего два дня тому назад…

– Все же эти два дня он ел, пил, он отдохнул, – произнес врач, спокойно перебирая пальцами четки из полированного янтаря. – Твой муж обладает необыкновенной мощью. Ты же не думаешь, что он спокойно слушал бы звон сабель. Для него свирепые звуки войны – как самая сладостная музыка.

– Но… руки?

– Ты же видела, раны закрываются. И он прекрасно знает, что, если раны опять откроются, я еще раз остановлю кровь.

И Абу-аль-Хайр принялся тихим голосом призывать аллаха и Магомета, его пророка, помочь благополучному исходу боя. Люди Мансура образовали мощную защиту вокруг носилок, таким образом, Катрин оказалась в центре сражения. Немного поодаль Мансур, Арно и Готье мужественно сражались. Арно попал в свою стихию, опять занимался любимым делом. «Никогда, – подумала Катрин с обидой, – он так не бывает счастлив, как в бою. Даже в моих объятиях он не знает такого полного счастья…»