Яд для королевы - Жюльетта Бенцони Страница 68

Лед окончательно растаял, они смотрели друг на друга с веселыми улыбками, ощущая то тепло взаимопонимания, которое возникает между людьми не так уж часто. Полчаса спустя Жюстина Пивер, консьержка принца де Монако, была представлена мадемуазель де Куртиль де Шавиньоль и, ослепленная блеском ее имени, постаралась отвесить самый изящный поклон, который только позволяли ее внушительные размеры. Альбан оставил их вдвоем, и они ознаменовали свое знакомство и будущее сотрудничество совместным походом на рынок Сен-Поль, самое любимое место Жюстины, где так уместен был ее зычный голос и ораторские способности. Через несколько минут весь квартал узнал, как она довольна и счастлива, что наконец-то столь достойная и благовоспитанная особа, как мадемуазель Леони, наведет порядок и придаст должную респектабельность неупорядоченной жизни тоже очень достойного молодого человека, месье Альбана.

— Харчевни, харчевни, трактиры, забегаловки. Разве это достойная жизнь для достойного молодого человека?

— Стоит ли так осуждать харчевни? Многие из них пользуются прекрасной репутацией.

— Ваша правда, — согласилась Жюстина, подумав минуту-другую. — Но разве сравнятся обеды в харчевне с размеренной домашней жизнью и семейным очагом?

— Конечно, нет, но он еще молод, а вот когда женится, то, я ничуть в этом не сомневаюсь, у него будет прекрасный семейный очаг.

— Женится? Он? Если хотите знать мое мнение, женится он после дождичка в четверг!— Почему? Он ведь очень приятный молодой человек!

— Насчет этого спору нет! Не одна хорошенькая девушка желала бы с ним познакомиться поближе, но все мы тут знаем, что у него нет подружки.

— Думаю, он не из тех, кто выставляет свои победы напоказ, — несколько рассеянно заключила мадемуазель Леони, старательно припоминая во всех подробностях разговор с молодым полицейским и его начальником. И вспомнила одну странную подробность, которая, как ей показалось, касалась затронутой темы...

На самом деле, у Альбана Делаланда была подруга, звали ее Франсуаза Дэнбо, она была дочерью прославленного актера Монфлери и сама выступала на сцене. Их связь была и чувственной, и духовной. Красивая, обаятельная, образованная молодая женщина была идеальной любовницей. Их отношения можно было бы назвать чувственной дружбой; лишенная бурных страстей и приступов ревности, она согревала и дарила чувство безмятежного счастья обоим. Оба они ценили возможность пошутить, посмеяться, доверительно поболтать после любовных объятий за стаканом хорошего вина...

Но об этой связи мадемуазель Леони узнает позже, а пока она сосредоточилась на мелочи, которая показалась ей и странной, и тревожной — в разгаре беседы ее новый кузен чуть было не назвал мадемуазель де Фонтенак Шарлоттой. Вспомнив об этом, Леони пыталась понять, была ли это чистая случайность или все-таки допущенная вольность имела какое-то особенное значение.

Загадка оставалась загадкой, а мадемуазель Леони тем временем трогательными заботами о молодом хозяине создала ему тот семейный уют, которого он никогда не знал. Его мать умерла вскоре после родов, отец женился на красивой и грубой мегере, и та устроила пасынку настоящий ад, от которого он спасся, поступив в коллеж. Там он изучал гуманитарные науки, потом поступил на службу под начало своего родственника де ла Рейни.

После того как мадемуазель Леони поселилась у него в доме, Альбан мало-помалу перестал по вечерам заходить в харчевни, перехватывая там какой-нибудь кусок на ходу; он с удовольствием отправлялся домой, где ждал его накрытый белоснежной скатертью стол, серебряный прибор и аппетитные запахи, доносящиеся из кухни. Блюда обычно бывали простые, но очень вкусные. Альбан с удовольствием переодевался в свежую рубашку и садился ужинать. А еще его радовала возможность поболтать и посмеяться с кузиной Леони. Она не чинилась, и сама любила посидеть с Альбаном у камина, выпить стаканчик вина и поговорить о новостях прошедшего дня. Рассказывала Леони и о Шарлотте, и о ее родителях... Чаще всего она говорила о Юбере де Фонтенаке, которым безгранично восхищалась, и, вполне возможно, ее безграничное восхищение можно было назвать иначе... О ранней юности барона ей мало что было известно. Он был единственным сыном наместника Сен-Жермена, и как только научился читать, увлекся описанием дальних стран и стал заниматься географией. Особенно привлекала его Азия. В один прекрасный день он познакомился, а потом и подружился с господином Тавернье [60], который много странствовал по экзотическим странам, отыскивая и покупая уникальные вещицы и драгоценные камни. Тавернье был северянином, грузным, молчаливым человеком, но стоило ему заговорить о путешествиях, он тут же становился необычайно красноречив, и от его описаний морей, экзотических ярких городов, откуда он привозил свои сокровища, веяло удивительной поэзией. Юбер де Фонтенак, вместо того чтобы наняться в Ост-Индскую компанию, как намеревался поначалу, стал сопровождать Тавернье в его путешествиях, и одно только перечисление городов, которые они посетили, уже казалось волшебной грезой — Маскат [61], Тринкомали [62], Голконда [63]...

— Имя Жана-Батиста Тавернье знакомо и мне, — заметил полицейский. — Он, как мне кажется, стал главным огранщиком драгоценных камней короля, и большую часть своих редкостей перепродал Его величеству...

— Юбер мало интересовался раритетами, он путешествовал ради собственного удовольствия и не слишком заботился о том, чтобы что-то привезти с собой. А может, и вообще ничего не привозил. Смерть отца, от которого он унаследовал должность наместника Сен-Жермена, положила конец его странствиям. Злая судьба послала ему встречу с мадемуазель Шамуазо, он влюбился в нее и сделал своей женой. Выбор Юбера всех очень удивил. Меня первую — в то время я часто приезжала в Сен-Жермен и знала, что на Востоке он пережил большую любовь, которая закончилась очень печально. Ему, очевидно, показалось, что у Марии-Луизы доброе сердце и она сможет его утешить, но сердца у нее не оказалось вовсе. Он пригласил меня переехать к себе в дом после того, как я похоронила мать, и я увидела, что его семейная жизнь не сложилась... А потом и вовсе пошла прахом.

Альбан вытащил изо рта потухшую трубку, выбил пепел в камин и сказал: