Край вечных туманов - Роксана Гедеон Страница 68

– Да.

– Ей тоже лучше будет спать у огня. А вы с мужем пойдете в комнату, там, на втором этаже.

– А мой брат? – спросила я, имея в виду Брике.

– Ему будет хорошо на кухне.

Папаша Бретвиль поднялся и, несмотря на то что было не больше восьми вечера, задул лампу. Все освещение состояло теперь из тускло горевшей плошки.

– Пора спать, – распорядился он.

Я уложила детей. Измученные и озябшие, они разомлели от потока теплого воздуха, шедшего от очага. Мальчики уснули мгновенно. Жанно, по своему обыкновению, деспотично разбросал руки: одну – на плечо Авроре, другую – на лицо Шарло. Щеки у сына раскраснелись, уголки губ едва заметно дергались во сне. Я осторожно поцеловала его. Какой прелестный ребенок… Надо поскорее найти какое-нибудь жилище. Все эти странствия невыносимы для детей.

Нам отвели, казалось, одну из лучших комнат в доме: просторную, хорошо обставленную, с тяжелой деревянной кроватью, на которой с успехом разместилось бы пятеро человек. Белье было чистое и выглаженное. На комоде я увидела оставленный Мюзеттой таз с теплой водой.

Пока Розарио курил вместе с хозяином на крыльце, я поспешно вымылась. Все это гостеприимство было чрезвычайно милым… именно чрезвычайно. Я не понимала, чем мы его заслужили, и во мне уже начинало пробуждаться беспокойство. Странно, все это крайне странно. А может быть, я просто стала слишком подозрительна и перестала верить в добрые чувства совершенно чужих людей?

Я вспомнила, что крестьянин, который вез нас в телеге, на мой вопрос о том, примет ли нас папаша Бретвиль, ответил: «Этого я не знаю». Стало быть, мельник вовсе не слыл в округе человеком добрым и гостеприимным. Как же объяснить то, что произошло сегодня с нами в его доме?

Пытаясь заглушить сомнения, я скользнула под одеяло. Впервые за много дней мне выпало счастье провести ночь в обыкновенной, но ставшей такой недоступной кровати. Где я только не ночевала – в телеге, в кустах, палатках, дуплах, под деревьями, даже в сарае… Когда пришел Розарио, я крепко прижалась к нему, очень желая, чтобы он меня успокоил.

За эти шесть дней мы несколько попривыкли друг к другу, я узнала брата получше и почти избавилась от мысли, что Розарио – просто чужой мужчина, а не мой брат. Теперь даже лежать рядом в постели не казалось мне неловким, В конце концов, он такой большой, сильный и неунывающий. У кого же мне еще искать защиты?

– Ловко мы его провели, а, сестренка? – осведомился он, улыбаясь. – Старик и вправду поверил, что мы муж и жена.

– Угу. Мне даже влетело за то, что я взяла себе слишком много воли.

– А мне нравятся такие женщины. Я не люблю тихих и запуганных. Что с них толку! Вот моя Лаура…

– Расскажи мне о своей невесте.

Он стал что-то рассказывать о своей черноглазой Лауре Антонелли, такой красивой и веселой девчонке, но из соседней комнаты долетели звуки чьих-то голосов, и я совсем невежливо зажала Розарио рот рукой.

– Т-с-с! Слышишь?

Из-за стенной перегородки донеслось что-то похожее на жалобный плач Мюзетты.

– Отец, неужели вы думаете, что они появятся уже завтра?

– Молчи! Слезами делу не поможешь. И не уговаривай меня – я все равно отсюда не двинусь…

Это было единственное, что я разобрала. Папаша Бретвиль сбавил голос на несколько тонов, и мне осталось лишь разочарованно вздохнуть.

– Послушай, Розарио… тебе не кажется…

– Что?

– Тебе не кажется все это странным?

Брат, по-видимому, не разделял моего мнения. Я села на постели, желая объяснить ему как можно доходчивее.

– Ну, этот папаша Бретвиль, его мельница, наконец! Ты заметил, здесь нет ни одного работника! Нет даже батраков или служанок! Только старик и его дочь. И потом, они ждут кого-то завтра, и они боятся этого посещения…

Розарио полусонно смотрел на меня.

– Ты просто устала, малышка. Тебе все это мерещится.

– По-моему, я сказала тебе то, что ты и сам видел!

– Какая разница? Нам нет дела до того, кого ждет мельник. Завтра утром мы уберемся отсюда…

– А дальше?

Я решила задать этот вопрос. Ответ на него оставался невыясненным. Мы шли на север, но куда именно? Розарио ничего еще не сказал мне о своих планах.

– Скажи, пожалуйста, куда ты намереваешься идти?

– В Париж. Это для начала.

– В Париж! – повторила я пораженно. – Вероятно, для того, чтобы поскорее расстаться с жизнью.

– Вовсе нет, – сонно возразил брат, явно превозмогая сильное желание поскорее от меня отвязаться. – Мы должны повидаться с Джакомо и этой его сварливой женой – Стефанией. А еще я заберу из Парижа Лауру. Мы с ней помолвлены.

– Черт побери, я уже десять раз это слышала. Да как ты не можешь понять, что Париж для дезертира и аристократки – это все равно что пасть Ваала. Это как у Данте: «Оставь надежду, всяк сюда входящий»…

– Я не знаю никакой пасти и никакого Данте. Я иду в Париж, чтобы забрать свою невесту.

– Ты хорошо доказывал ей свою верность! – язвительно заметила я.

Розарио не прислушивался ко мне.

– А потом мы дадим деру к границе, и не к австрийской, а к бельгийской, – пробормотал он. – Спокойной ночи.

Будущее теперь прояснилось, но от этого не стало менее опасным. Какой ужас, мы идем в Париж. Нет, этот солдафон положительно безумен. Сунуться в столицу с заведомо подложными документами, зная, что нас разыскивают, что нам грозит гильотина…

Впрочем, мне не оставалось ничего другого, кроме как потушить свечу и, следуя примеру Розарио, поскорее уснуть.

2

Проснулась я от громкого шума, заранее зная, что это явились те самые незнакомцы, которых Мюзетта с таким ужасом ждала.

– Ну, что ты теперь скажешь?! – яростно воскликнула я, обращаясь к брату. – Это пришли за нами, без сомнения!

Розарио с самым безмятежным видом натягивал на себя рубашку. Его легкомыслие меня поразило. Я чувствовала сильное желание схватить его за шиворот и потрясти, как трясут оливковое дерево.

– Это не за нами, Ритта. Успокойся. Мельник еще вчера ждал этих посетителей.

Я заметила, что громкий стук в ворота то усиливается, то вовсе затихает, словно нежданные гости пребывают в нерешительности относительно того, ломать или не ломать дверь.

– Даже если это не за нами, они все равно нас заберут! Мы все попадем в тюрьму, я в этом уверена.

– Какое нам дело до них, черт побери?! Приди в себя. Эти люди даже не знают, что мы здесь…

Кажется, папаша Бретвиль все-таки распахнул ворота.