Райская птичка - Трейси Гузман Страница 67

Однако Элис воодушевилась, когда поняла, что кто-то из соседей вполне мог знать Натали. Годы визитов чего-то стоили. Вопреки всему, что Натали украла, своим уходом она оставила сестре незапланированный подарок: Элис не только узнала о существовании Агнеты, но и получила повод с ней связаться. Конверт служил доказательством ее причастности и позволял ей сохранять анонимность, к которой она стремилась. Она могла быть кем угодно – подругой семьи, близкой родственницей, приехавшей лично сообщить печальную новость, зная, как близка была Натали со своей племянницей. Элис шокировало то, как быстро она пожертвовала своими принципами, уже не гнушаясь скрывать если не всю правду, то ее часть – сначала от Финея и Сейси, потом от чужих людей, а в перспективе и от дочери, которую никогда не видела. Это твоя заслуга, Натали. Надо было внимательнее за тобой наблюдать. Представь, чему еще я могла бы научиться.

Мысли дрожали и прыгали, как отражение в стекле перед ней. Представь, до чего еще я могла бы докопаться. Нить ее размышлений резко повернула, и она ясно увидела свою вину. Натали и Томас. Неспособность Натали иметь детей, ее собственная неспособность заботиться о своем ребенке. Неужели она искренне считала, что сестра поможет ей растить дочь, не зная, кто ее отец; что не будет последствий?

Единственная попытка Элис манипулировать мужчинами – когда она сказала Джорджу Рестону-младшему, что Натали вспоминала о нем, – послужила для нее началом конца. Джордж наверняка с радостью ответил на все вопросы Натали: по какому поводу он разговаривал с Элис, зачем она ему звонила и когда была в коттедже. Элис с ужасом поняла, что сестра, по всей вероятности, с самого начала знала, кто отец ее ребенка. Элис расцветала и глупо, эгоистично радовалась, а Натали молча страдала. Элис навлекла на себя весь этот кошмар, потому что по какому-то капризу решила не замечать не только того, что происходило вокруг, но и того, что было написано на лице Натали.

Немногим пассажирам, которые намеревались провести время в обзорном вагоне, хватало одного взгляда на Элис, и они проходили дальше, не отрывая глаз от двери в противоположном конце вагона. Ее неспособность исправить прошлые ошибки воплотилась в приглушенных стонах и приступах дрожи. Никто не остановился спросить, все ли с ней в порядке и нужна ли ей помощь. Видимо, даже незнакомым людям было ясно, что простым утешением эту вину не искупить.

К тому времени, как ночь уступила место рассвету, Элис была вымотанной, издерганной и опустошенной. «Саусвест Чиф» пересек границу Колорадо, как раз когда солнце показалось на горизонте. Прерии вспыхивали в разгоравшемся свете дня – пыльные фермерские поля сменились пыльными пастбищами, скот сбивался в горстки, провожая глазами поезд. Щепотки построек вдоль железнодорожной линии могли принадлежать любому городку: вытянутые торговые центры и автозаправки, отштукатуренный лабиринт складов, автомобильная площадка, заколоченный остов блинной, – все это органично вливалось в ландшафт, тянувшийся параллельными монохромными полосками по обе стороны путей. Но между Ла-Хунтой и Тринидадом пейзаж изменился. Элис заметила вдали рваные очертания скал, стесанные верхушки столовых гор. Когда поезд осторожно вскарабкался по перевалу Рейтон, она очутилась в другом мире. Состав пошел в сторону Глориеты ^[46], потом нырнул в Каньон апачей, напугав Элис внезапной близостью его стен, – она отпрянула назад, вжавшись в спинку сиденья. Поезд двигался слишком быстро, чтобы можно было разглядеть что-то, кроме сосен на горных склонах, но Элис по памяти знала, какие виды птиц будут эндемичными тут. Она мысленно листала цветные иллюстрации своих учебников: калифорнийская кукушка-подорожник с косматым хохолком в стиле помпадур; желтые глаза кроличьих сов; черный как смоль, лоснящийся плюмаж шелковистого свиристеля, который сотнями в день поглощает ягоды омелы…

Она лишь на пару недель опоздала на Журавлиный фестиваль. Как соблазнительно оказаться всего в нескольких часах пути от «Леса апачей» ^[47] и Рио-Гранде ^[48]. Элис представила, как лежит на животе, наведя бинокль на канадских журавлей и белых гусей на зимовье, и с изумлением наблюдает за массовыми утренними отлетами и вечерними прилетами. Это была давняя мечта, и даже теперь, несмотря на очевидную невыполнимость, она терзала Элис: мир как один гигантский птичник, который она жаждала увидеть, со всеми его пернатыми обитателями в естественной среде. В тысячу раз лучше внимать их крикам, приглушенным зелеными зарослями или отраженным от стен каньонов, чем слушать глупую машину, выплевывающую краденые обрывки их песен. Несравнимо легче было грезить обо всем этом, чем думать о дочери, становившейся ближе с каждым поворотом путей, с каждым мильным столбом, мимо которого проскакивал поезд.

В Лэми проводник снял ее чемоданы с полки, помог сойти и указал, в какой стороне находится автобусная остановка. Лэми показался Элис городом-призраком, и, хотя воздух был свежим, а небо чистым и светло-голубым, она вздохнула с облегчением, когда к остановке подъехал автобус. Элис оказалась единственным пассажиром, и молодая женщина-водитель принялась дружелюбно расспрашивать ее о планах, давая советы по поводу ресторанов и галерей, которые стоит посетить.

– Вас интересует искусство коренных жителей Америки? Современное латиноамериканское? Фотография? Американский модерн?

Она протараторила еще несколько вариантов, но Элис потеряла нить разговора и смотрела, как земля убегает от затененных окон автобуса, как мимо проскакивают ручейки, призрачные остовы осин среди сосен, горы Сангре-де‑Кристо. На девушке была ковбойская рубашка с цветочным узором, а ее толстая коса из иссиня-черных волос прыгала по спине с каждым толчком автобуса. Прыжки. Толчки. Суставы Элис бунтовали, но голос девушки был полон энтузиазма и завораживал своим решительным жизнелюбием. Впервые с начала своего путешествия Элис подумала о Томасе и о том, как странно, что Агнета очутилась не где-нибудь, а именно здесь, в городе, где художественных галерей не меньше, чем ресторанов. У нее дрожали руки. С чего она взяла, что все это ей по силам?

– Я здесь ненадолго. Наверное, постараюсь увидеть всего по чуть-чуть.

– Хороший план, если вы здесь впервые. В любом случае сегодня лучше не бросаться с места в карьер, дать организму время привыкнуть к высоте. С непривычки может раскалываться голова. Кстати, – девушка выудила из-под пепельницы визитку и протянула ее Элис через плечо, – я делаю массаж, если вам интересно. Шиацу, тайский, горячими камнями. Краниосакральная терапия. На любой вкус.

– Буду иметь в виду, – сказала Элис, незаметно опуская визитку в щель между сиденьем и спинкой.

В ее гостиничном номере пахло сосной пиньон. Глинобитные стены были серовато-коричневыми, мебель тоже отличали мрачноватые тона: кирпично-красный диван с подушками цвета какао, плед с орнаментом навахо и два кожаных кресла шоколадного оттенка. Все это успокаивало глаз после яркого солнечного света снаружи. На стенах висело несколько образцов искусства индейцев, а сводчатую нишу у двери занимал амулет – деревянная фигурка медведя. Когда носильщик ушел, предварительно объяснив, где льдогенератор и как включается газовый камин в углу, Элис, не снимая одежды, забралась на большую кровать и накинула на плечи одеяло из грубой шерсти. Обстановка была странной, и Элис не могла понять, в чем дело, пока еще раз не обвела комнату взглядом и не догадалась, чего не хватает: присутствия другого человека. Она была одна.