Новая царица гарема - Георг Борн Страница 67

– Никогда, обещаю тебе это.

– Ты начинаешь новую жизнь, новое существование. Мать твоя похоронила тебя как свое умершее дитя – ты ожила и стала другой.

– Да, мудрый эфенди. Ты говоришь правду, я ожила для новой жизни.

– Настолько ли ты оправилась, чтобы следовать за мной? В состоянии ли ты ходить?

– Так далеко, как ты пожелаешь.

– Я должен завязать тебе глаза.

– Делай со мной все, что найдешь полезным и необходимым, высокий и мудрый эфенди.

Шейх-уль-ислам взял большой темный платок, с необыкновенной тщательностью завязал им глаза Сирры, набросил ей на плечи широкий плащ и помог ей закутаться в него. Девушка была так мала и безобразна, что, как ни скрывай и ни укутывай ее фигуру, Сирра всегда выглядела уродом.

– Пойдем, я поведу тебя, ты ведь ничего не можешь видеть. Я отведу тебя в такое место, где, если только беспрекословно будешь повиноваться мне, начнется для тебя беззаботная и прекрасная жизнь, – сказал шейх-уль-ислам и взял Сирру за правую руку.

Из башни Мудрецов, где находились Мансур-эфенди и Черный Карлик, вела постоянно запертая на замок дверь к выходу из развалин Кадри, которой пользовался только шейх-уль-ислам. Он отворил дверь и пошел, ведя Сирру по темному коридору башни, и скоро достиг отверстия в стене, почти совершенно закрытого и заросшего терном и другими кустарниками. Отсюда он вместе с Сиррой вышел на воздух.

Между тем уже настал поздний вечер, и везде царил мрак. Шейх-уль-ислам пошел, погруженный в думы, к карете, стоявшей по другую сторону развалин. Он сел в экипаж рядом с Черным Карликом, захлопнул дверцы кареты и тогда только отдал кучеру приказание ехать к Рашиду-эфенди.

Дом этого знатного, но почти обедневшего вследствие склонности к мотовству человека, очевидно, был известен кучеру. Рашид-эфенди был чиновником министерства внутренних дел и имел одно желание: каким бы то ни было образом в скором времени сделаться пашой или визирем, чтобы иметь возможность разом поправить свои обстоятельства и иметь возможность вести жизнь в богатстве и роскоши. Рашид был слепо предан шейх-уль-исламу, которому был обязан своим положением. Он еще и теперь вел роскошную жизнь и имел в своем распоряжении маленький дворец, роскошнее и изящнее которого нельзя было и желать. Он надеялся уплатить свои долги, как только, сделавшись визирем или муширом, будет располагать большими средствами, а пока все занимал новые суммы и всегда находил людей, которые охотно ссужали его деньгами без всякого обеспечения. Он принадлежал к тем натурам, которые проводят всю жизнь в развлечениях, и таких людей в Константинополе такое множество, что так называемые знатные круги переполнены ими.

Скоро карета остановилась перед домом Рашида в Скутари. Мансур-эфенди приказал Черному Карлику не выходить из кареты, но ждать его возвращения и хранить глубокое молчание, затем вышел из экипажа и вошел в дом. Рашид недавно вернулся со службы, кончил обед и курил сигару, прихлебывая горячий черный кофе из своей богато разрисованной чашки. Когда слуга доложил ему о шейх-уль-исламе, он бросил сигару и поспешил навстречу своему могущественному покровителю, чтобы провести его в гостиную.

Мансур-эфенди был, по обыкновению, спокоен и непроницаем. Оставшись наедине с Рашидом, они сели на подушки.

– Ты недавно просил моего покровительства для одного бедного софта [8], – начал он, – сообщи мне некоторые сведения о нем.

– И ты об этом помнишь, мой высокий и мудрый Мансур-эфенди, – восхвалял его Рашид, – ты ничего не забываешь, ничто не ускользает из твоей памяти. Дозволь мне удивляться тебе и принести тебе мое благоговение.

– Кончай свои похвалы, – прервал его шейх-уль-ислам, – назови мне имя софта.

– Его зовут Ибам, могущественный и мудрый Мансур-эфенди. Ибам живет в доме своей матери, недавно умершей. Пока она была жива, он был зажиточен, теперь же, когда он должен хозяйничать сам, он стал беден, так как не знал цены деньгам и не обращал на них внимания. Он живет в мире фантазий, и я боюсь за его будущее.

– Чем же бредит этот софт?

– Всем сверхъестественным.

– Каких он лет?

– Лет тридцати, но он выглядит пятидесятилетним.

– А где он живет?

– В Бостон-Джалла, на улице Садов, рядом с большим минаретом, мой мудрый и могущественный Мансур-эфенди.

– Ты не знаешь, почему он не имеет более высокого положения?

– Он и не домогается этого. Он учится и мечтает, не обращая внимания на мирские отличия и стремления.

– Он один живет в доме?

– Совершенно один.

– Велик ли дом?

– В два этажа. Внизу живет Ибам, вверху жила его мать.

– Ведет ли он знакомство с другими софтами?

– Нет, он вообще избегает общества и живет совершенно уединенно.

– Значит, это именно такой человек, какого мне надо, – внезапно сказал шейх-уль-ислам и встал.

– Смею ли узнать, в чем дело?

– Ибам, софт, через несколько дней станет знаменитым человеком, его будут посещать самые знатные лица, – отвечал Мансур-эфенди. – В его доме находится чудо.

– Чудо?

– Конечно. Чудо и знамение.

– Какого оно рода? Прости мне мое любопытство.

– Одна ожившая из мертвых девушка, обладающая даром пророчества, и глазам которой являются чудесные видения, так что я мог бы назвать ее пророчицей.

– Пророчицей?

– Она находится в доме Ибама.

– Должно ли это остаться тайной?

– Нет. О чуде могут узнать все. Донеси об этом и в сераль, если хочешь.

– Султанша Валиде заинтересуется тайной, может ли мушир Изет донести ей об этом?

– Отчего же нет, ведь пророчица может быть посещаема всеми. Только не упоминай при этом моего имени.

– Признаешь ли ты ее пророчицей, мой мудрый и могущественный Мансур-эфенди?

– Пока еще нет, но в скором времени это случится, – закончил Мансур-эфенди разговор и простился с Рашидом, проводившим его до подъезда.

Шейх-уль-ислам снова сел в карету и приказал кучеру ехать на Садовую улицу и остановиться близ большого минарета. Карета покатилась и вскоре остановилась у назначенного места. Мансур-эфенди вышел и приказал кучеру ожидать его здесь, затем велел Сирре выйти из кареты и скрылся с ней в кустах, окружавших минарет. Он довел Сирру, глаза которой все еще были плотно завязаны, до большого, даже слишком роскошного для предместья Скутари, пестро раскрашенного дома, в котором в большом помещении внизу софт Ибам сидел с кабинетной лампой у рабочего стола и прилежно занимался вычислением математических формул. Возле него лежали открытые астрономические сочинения, а сбоку стояли реторты, до половины наполненные всевозможными эссенциями, склянки странной формы и многие странные предметы, назначение которых для несведущего было непонятно.