Прощения не ждут - Лора Бекитт Страница 67

— Такие же слова произнес Кларенс!

Нисколько не удивившись, она кивнула.

— Нам надо спешить.

Очутившись в жалкой комнатушке, Эвиан вспомнила обтянутые тисненой кожей стулья, зеркальные шкафы, хрустальные люстры и дубовые столы в доме Джастина Платта. Сейчас тот мир казался далеким, непонятным и нереальным.

Кларенс был жив и даже сумел выплыть из временного беспамятства. У Эвиан не оставалось времени, чтобы приготовить обезболивающие отвары из собранных индианкой трав; впрочем, и ковбои, и те, кто промышлял на большой дороге, чаще всего обходились без этого.

Перво-наперво Арни дал раненому воды, а потом они с Эвиан взялись за дело. Пуля застряла неглубоко, и ее удалось вытащить пальцами. Это сделала Эвиан. Арни держал лампу. Потом молодая женщина приложила к ране какую-то траву и туго забинтовала.

Кларенс не мешал им. Он ни разу не застонал и не промолвил ни слова. Арни казалось, что в его глазах застыло странное смущение. Он был уверен в том, что Кларенс не хочет видеть Эвиан. Хотя, возможно, боль и страдания сделали его безразличным и бесчувственным к чему бы то ни было.

Когда они закончили и Арни укрыл Кларенса одеялом, Эвиан сказала:

— Полиция станет тебя допрашивать. Ты должен придумать, как все было, чтобы на тебя не упало подозрение в пособничестве.

— С этим повременим. Скажете им, что я еще не приходил.

— Я хочу, чтобы ты вернулся в гостиницу. Надин очень волнуется. Ей нельзя быть одной. К тому же она может сболтнуть полиции что-то лишнее.

— А кто тогда остается с Кларенсом?

— Я. Скажите шерифу, что я уехала в Гранд-Джанкшен, потому что меня там ждут. А вещи прибудут потом.

Арни почувствовал, что его покидают силы. В эту ночь он слишком расточительно их расходовал. Возможно, поэтому его голос прозвучал не так уверенно, как хотелось бы:

— Будет лучше, если ты в самом деле отправишься туда.

Эвиан сделала еле заметную паузу.

— Нет.

Арни повел рукой по лицу.

— Я не понимаю, почему ты это делаешь!

— Я сама далеко не все понимаю, Арни. Однако я знаю, что должна делать, — сказала Эвиан и добавила: — Я не умею того, что умела Зана, зато у меня есть то, чего у нее не было.

По каким-то признакам Арни понял, что ему не удастся ее уговорить. Однако он все же заметил:

— Если ты считаешь, что у тебя долг перед Кларенсом, то это не так.

— Дело не в долге.

Когда Арни ушел, Эвиан почудилось, будто она осталась одна. Она сидела на старом скрипучем стуле, и на ее лицо падали отблески желтого света. Кларенс смотрел на нее. Он не мог ничего понять, да и не стремился к этому: у него просто не было сил. Он лишь чувствовал, что сейчас Эвиан думает не о своем женихе.

Возможно, она, как и Арни Янсон, хотела вернуть ему какой-то долг, дать то, чего он, без сомнения, не заслуживал. Там, на железной дороге, она повела себя так, как повела бы себя любая женщина, защищавшая своего ребенка. Он же не знал, что у нее есть сын! А узнав, питал глупые надежды. Но теперь, хотя она каким-то чудом оказалась здесь и сидела буквально в двух шагах, от этих надежд ничего не осталось.

Кларенс закрыл глаза и, казалось, уснул. Эвиан почудилось, что она тоже спала, потому что, очнувшись, увидела, что он тяжело дышит и дрожит крупной дрожью. Приподняв одеяло, она осмотрела рану. Особых изменений не было, однако тело Кларенса сотрясал озноб. В его лице не осталось ни кровинки, а руки похолодели.

В комнате не было ни камина, ни печки, а одеяло, под которым лежал Кларенс, казалось слишком тонким. Обитатели этого номера привыкли согреваться не огнем, не одеялами, а виски, а еще — любовными объятиями.

Эвиан сперва расстегнула, а затем решительно сняла с себя платье. От корсета она избавилась еще в гостинице, и теперь на ней были только нижняя юбка, сорочка, чулки и панталоны. Она легла в постель и обняла раненого, согревая живым теплом. О таком Зана ей не рассказывала. Этот способ лечения Эвиан подсказало женское сердце.

Она обнимала Кларенса до тех пор, пока дрожь в его теле не утихла.

Наверное, прошло много времени, потому что за окном забрезжил рассвет. Кларенс дышал спокойно и ровно, и его лоб был прохладным.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он Эвиан, будто впервые ее увидел.

— Ты хочешь меня прогнать?

Его губы тронула слабая улыбка, но глаза не улыбались.

— Думаю, еще не родился мужчина, готовый прогнать из своей постели красивую женщину.

— Я еще приду в твою постель.

— Будем считать, что я в самом деле это слышал, — сказал Кларенс и смежил веки.

Эвиан встала. Одеваясь, она смотрела на свое нарядное платье богатой горожанки, как на кожу, которую давно следовало сменить. Когда молодая женщина застегнула последнюю пуговицу, в дверь тихонько постучали.

Немного подождав, она тихо спросила:

— Кто?

— Это я, мама!

Эвиан поспешно отворила.

— Дункан! Ты один? Как ты меня нашел?!

Запыхавшийся и испуганный, он был полон гордости от сознания миссии, которую ему поручили, и с ходу выпалил:

— Мне объяснил дядя Арни. Велел передать, что за ним следят, и он не знает, как быть.

Эвиан присела перед ним. Ее взгляд был внимательным и серьезным.

— Послушай, Дункан: беги обратно и скажи дяде Арни, что у нас все в порядке. Пусть ни в коем случае не приходит сюда, а едет на ранчо вместе с Надин, Эриком и Кортни.

— А я?

— Ты вернешься. Мне нужна твоя помощь.

Мальчик кивнул, а потом вдруг заметил человека на кровати и отшатнулся, невольно вцепившись в юбки Эвиан. Его глаза расширились, и он сдавленно прошептал:

— Это же тот человек, который напал на нас в поезде!

— Да, это он. Только он ни на кого не нападал. Он оказался другом дяди Арни, просто они не сразу узнали друг друга.

— Но он грабитель?

— Не все люди совершают в жизни только плохое или только хорошее, — уклончиво ответила женщина. — Многим свойственно ошибаться. Главное вовремя признавать и исправлять свои ошибки.

Дункан привык принимать на веру все, что говорила Эвиан. Даже если он в чем-то сомневался, то не считал возможным говорить об этом вслух. Вот и сейчас он ничего не сказал и, повернувшись, скрылся за дверью.

В это время Арни рассказывал Надин об утреннем разговоре с шерифом.

— Услышав, что Эвиан уехала, он рвал и метал. Шериф сказал, что ее должен был допросить агент Пинкертона.

— Что ты им наговорил?

— Сказал, что она свободный человек, и я не мог ее удерживать.