Муза художника - Паула Вин Смит Страница 67

— Она хорошо пишет, наша Северина?

София не спешит отвечать на его вопрос. У нее на уме что-то еще.

— Йон, — говорит она. — Скажи мне, исходя из того, что рассказывал тебе дед, у Риисов были дети?

Ее голос звучит взволнованно. Он спрашивает себя, с чего бы жене надеяться на то, что Риисы добились успеха там, где сами они потерпели фиаско. Может быть, София пытается воспрянуть духом с помощью истории художника или видит в ней предвестника счастья, которое все еще ждет их впереди. Йон силится припомнить те несколько слов, сказанных ему Севериной Риис, когда дед послал его к ней. «У меня нет своих деток» — вроде бы так? Но это воспоминания сорокалетней давности, которые в любом случае не заслуживают доверия и могут лишь ранить Софию, по всей вероятности принявшую прочитанное в дневнике слишком близко к сердцу. Поэтому он с осторожностью подбирает слова, стараясь, чтобы его ответ был настолько исчерпывающим и правдивым, насколько позволяет память.

— Мой дед ничего не говорил. Я не знаю ни о каких потомках Рииса. А что?

Больше София не желает это обсуждать. Очевидно, что она рассчитывала на другой ответ. Жена решительно пересекает комнату, направляясь к книжному шкафу позади него.

— Я поставлю его сюда.

С деловым видом София обходит супруга и ставит дневник на полку. Прежде чем уйти, она еще раз упоминает, что должны заглянуть Муры — сообщить о своем решении относительно зачисления Фрейи в первый класс следующей осенью.

После ухода жены, медленно раскачиваясь в кресле, Йон замечает, что она засунула старый томик между книгами по философии и литературе. Чувство порядка заставляет его подняться и переставить дневник в другое место, к книгам по живописи и истории искусства. Затем он возвращается в кресло, переключает внимание обратно на колонку цифр, относящихся к аграрной продукции, и принимает решение тему дневника больше не затрагивать.

В кабинете Министерства иностранных дел Румынии, величественности которому придают серый ковер и двустворчатые окна от пола до потолка, Йон Алстед берет чашку эспрессо, доставленного из дальнего крыла здания, а потому уже успевшего остыть. Как это обычно бывает на встречах с румынскими должностными лицами, он терпеливо слушает шаблонные утверждения о межнациональной благожелательности и решающей роли на мировой арене маленьких прогрессивных государств, таких, как их собственные, Дания и Румыния, объединившихся ради осуществления общих целей глобального мира и процветания.

Заместитель министра иностранных дел Румынии, с которой Йон уже встречался ранее, сидит в царственной позе и милостиво улыбается. Тем временем ее подчиненный открывает заседание хорошо отрепетированными фразами, предназначающимися больше для скрытых записывающих устройств, нежели для присутствующих, с лиц которых не сходит вежливо-скучающее выражение. Зажав крохотную ручку между своих корявых пальцев, посол Дании делает последний глоток холодного кофе и отставляет чашку.

— Я надеюсь, — говорит он почти небрежно, в то время как сам рассматривает чашку, — что сегодня мы сможем обсудить пользу от повышения уровня академического обмена между нашими странами, в соответствии с культурным соглашением тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года.

Румыны переглядываются, а заместитель министра иностранных дел, высокая дама с седыми волосами, отвечает:

— Наше правительство считает нынешний уровень достаточным.

Она тщательно подбирает слова, словно старается воздержаться от оскорблений.

— Мы регулярно принимаем иностранных ученых с соответствующими исследовательскими предписаниями и считаем, что нашим студентам отечественная система образования в состоянии дать все необходимое.

— Число румынских студентов, получающих разрешение на обучение за границей, значительно снизилось в последние годы, — начинает Йон, но, прежде чем ему удается продолжить, его деликатно перебивают.

— Постоянное обогащение наших собственных культурных ресурсов и возможностей делает обучение за рубежом для румынских студентов все менее целесообразным, — информирует его заместитель министра иностранных дел. — Теперь они могут найти здесь, у себя дома, все, что им нужно: преподавателей, книги, учебные курсы.

Йон не понимает, как умные, образованные люди могут мириться с необходимостью вторить, словно попугаи, бессмысленной риторике этого режима. Он знает, что заместитель министра иностранных дел много путешествовала за границей; ее отец занимал высокий правительственный пост при прежней власти. Более того, пристальный взгляд этой женщины выдает, что слова, которые она произносит, противоречат ее мыслям. В этой стране, уверен Йон, людьми руководит страх переступить некую черту.

— Моя сегодняшняя цель — осветить некоторые возможности, доступные в моем государстве для иностранных студентов в соответствии с культурными соглашениями, действующими между нашими странами-партнерами, — продолжает он, тщательно обдумывая, что ему нужно сказать, и озвучивая свои мысли для звукозаписывающих представителей их заседания. — Я надеюсь, эти возможности будут должным образом представлены вниманию ваших квалифицированных преподавателей и студентов старших курсов.

— Мы с большим удовольствием сделаем это.

Заместитель министра иностранных дел поднимается и провожает его к двери кабинета. Йон видит, что она намерена пройтись с ним по коридору и спуститься по лестнице к выходу из здания без сопровождения своих помощников. Посол понимает, какая возможность представится ему в следующие несколько минут. Пока они шагают по коридорам, микрофонам намного сложнее улавливать их слова.

— Вы, наверное, сейчас очень заняты подготовкой к визиту американской делегации, — говорит он ей, переходя на менее официальный тон, прежде чем приступить к самой важной части их сегодняшнего разговора.

— Ах да, у них будет много вопросов, — соглашается она, и в ее голосе слышится любопытство.

Женщина почти незаметно замедляет шаг, предоставляя больше времени для этой аудиенции.

— Мне кажется, эти делегаты Конгресса США склонны проявлять особый интерес к такой проблеме, как право на свободу передвижения через национальные границы, — продолжает Йон. — Они будут задавать не только обычные вопросы о заключенных в тюрьму священниках и распространении Библии, но, вне всяких сомнений, спросят также об эмиграции и программах обмена.

— В отличие от других народов, — говорит ему заместитель министра иностранных дел с небольшим вздохом, — американцы, похоже, не так сильно ценят самые основные права человека: на образование, на здравоохранение и на жилище. Вместо этого они все время пытаются вмешиваться в такие области, как наша религия и пресса, которые в культурном отношении очень отличаются от их собственных.

— Вполне возможно, что вопрос обмена и эмиграции все же встанет, — упорствует посол, — и эти конгрессмены будут свидетельствовать в пользу или же против продления для Румынии режима наибольшего благоприятствования в торговле всего через несколько недель после своего возвращения в Соединенные Штаты.