Обладание - Мэдлин Хантер Страница 67

Полное познание. Полнота. Обладание. Теперь Мойра ни о чем не думала. Вопросов не возникало. Она познавала и изучала. Удовольствие познания давало ей счастье. Она ощущала исходившее от него желание, затаившееся в ожидании своего часа. Собственное желание захлестывало ее. Да-да, полное познание. Губы следовали за руками.

Прерывистое дыхание врывалось в сознание, внося сумятицу в мысли. Она погружалась в его желания, они направляли ее. Мойре передалось его напряжение, и она почувствовала, как его пальцы вонзились ей в плечи. Она ощущала дрожь его тела.

— Довольно, — прохрипел он, притягивая ее к себе, целуя ее рот. Она почувствовала, как он обмяк.

Продолжая раскачиваться, пробуя его на вкус, Мойра чувствовала, как напряженность покидает его. Он оторвал от нее свои губы, она открыла глаза и встретилась с огнем, горевшим во взгляде… разгневанного мужчины. Он был вне себя.

Аддис удерживал ее голову так близко, что они почти соприкасались друг с другом носами.

— Что это было? Подарок к помолвке?

— Я только хотела… Я желала…

— Ты хотела? Ты желала? Я ждал и желал недели, Мойра. И теперь, когда тело мое обезображено, ты решила угостить меня этим единственным удовольствием. Я не приму подарков — ни единого подарка от тебя, покуда ты принимаешь от меня плату.

Даже его раздражение не заставило ее пожалеть о том, что она сделала.

— Не злитесь, Аддис. Это был подарок мне самой. Кроме того, вы могли в любой момент остановить меня.

— Мужчина не в силах остановить воплощающуюся мечту, даже если она исполняется частично, — он рукой привлек ее голову, прижался лицом к ее щеке.

— Тогда пройдем все до конца?

Он снова поцеловал ее. Медленно, рассудительно, пробуждая в ней чувственность. Он не позволял ей двигаться, удерживая ее, вминая грудь в себя. Пальцы поглаживали ее затылок, губы целовали ее лицо, шею, мочку уха. Он был прав. Мойра не была уверена в том, хочет ли всего до конца. Она все еще опасалась боли, ожидавшей ее на другой стороне экстаза.

— Лучше остановиться… — прошептала она.

— Ты дала мне радость наслаждения и лишаешь меня возможности дарить ее? Ты слишком великодушна, Мойра, — прошептал он ей в ухо, пока его язык искал и умело находил точки, заставлявшие ее тело трепетать.

— Это не было великодушием. Не совсем.

— И это тоже не так. Не беспокойся. Со мной ты в безопасности. По крайней мере, на время. Твои губы позаботились об этом.

— Тогда нет смысла для тебя…

— О, но я хочу так. Мне необходимо это. Как и тебе, — он ласкал округлость плеч, переходя к груди, сминая ее протест нежными поглаживаниями, дававшими предвкушение того, что должно произойти. Того, что она не раз переживала в своих мечтах.

Мойра сдалась. Она ловила ртом его поцелуи. Повернувшись на бок, она подставляла груди его ласкам. Ее тело охватило всепоглощающее чувство истомы, и она смаковала его вновь и вновь. Вскоре она не могла думать ни о чем и полностью отдалась во власть этих безумных ощущений.

— Сними платье.

— Я не знаю…

— Сделай это.

Он помог ей сесть на край кровати и стал развязывать шнуровку на спине. Платье скользнуло вниз и упало к ее ногам. Секунду Мойра не могла шевельнуться. Ее глаза были закрыты, она подрагивала в ожидании, пронзающем ее тело.

Аддис провел рукой вверх по ее бедру, до каймы сорочки.

— И это тоже.

Она посмотрела на него и увидела, что его глаза горят желанием не только физической близости. Она поняла и приняла это. Нет, только не великодушие, нет!

Сорочка соскользнула вслед за платьем. Она оказалась совершенно обнаженной рядом с ним: изгиб ее спины — против его бока. Он медленно гладил ее спину, и она растворялась в его прикосновениях. Двумя неуклюжими движениями он подвинулся, освобождая больше места в постели.

— Как ты прекрасна, Мойра. Наклонись надо мной — я хочу лучше рассмотреть тебя.

Она села перед ним, подогнув под себя ноги. Он изучал ее так же, как недавно она изучала его: проводил пальцами по изгибам и впадинам ее тела, исследуя холмы и долины, расселины и выпуклости. Путешествие его рук усиливало ее удовольствие. В глазах все расплывалось, в горле пересохло, нестерпимое желание трепетало в груди. Обильная влага пыталась погасить пульсирующий голод меж ее бедрами.

Он притянул ее к себе, и она прижалась к нему всем телом. Мойра продолжала целовать его, а он усиливал волну ее желаний, целуя и дразня соски, как будто слышал их мольбу о ласке.

Женщина уже была не властна над собой. Он чувствовал это и продолжал безжалостно дразнить ее, распаляя все сильнее и сильнее. Из ее груди вырывались вскрики, в которых уже обозначился ритм, так необходимый ей сейчас, сию минуту. Пассивность ее положения и возбуждала, и обманывала одновременно. Только его прибинтованная рука и согнутое колено не давали ей возможности прижаться к его телу полностью. Если бы не слабые отголоски памяти о том, что тело его не совсем здорово, она бы без раздумий соединилась с ним сию же секунду — этого так страстно желало ее собственное тело.

Аддис крепко держал ее, то отстраняя, то приближая, покуда его губы не нащупали ее груди. Она выдохнула с криком и полностью растворилась во всхлипываниях и прерывистых вздохах. Удовольствие сводило с ума, становилось все более напряженным и острым. Он целовал, лизал, сосал, дразнил, пока его руки продолжали ласкать ее спину и ягодицы. Живот… Бедра… Спина… она неистово желала большего. Он дал ей это. Его рука скользнула меж ее бедер. Она раскрыла их для него и застонала. Все ее тело умоляло его войти в нее.

Дразня ее груди, он довел ее до безумства, потом до отчаяния, затем погрузил ее в наслаждение, пока страсть и желание не поглотили все ее существо. Желание стало распространяться, искать, дотягиваться, находить… Он освободил ее, но она качнулась обратно, хороня свои стоны в его плече. Последнее прикосновение, пронзившее все ее тело, высвободившее его, разразилось в ней безудержным летним ливнем.

Мойра сжалась, внезапно вспомнив, что половина его тела не служит ему. Он притянул ее к себе, желая успокоить, и она прижалась к его груди щекой…

Они пролежали так долгие часы, ни один из них не спал, не двигался, унесясь в свой, созданный ими самими мир блаженства и покоя. Вряд ли кто-нибудь из них произнес хоть одно слово за все это время. Здесь не было места для слов. Здесь не было места для смысла, в этом неповторимом «сейчас».

«Это любовь, — подумала Мойра. — Когда даже боль приносит блаженство».

Она устроилась в туго сплетенном кольце его заботливых рук, как в гнездышке, глядя в любимые глаза и растворяясь в его взгляде. Предзакатные лучи солнца не смели нарушать их идиллию…