Не могу без тебя - Татьяна Успенская-Ошанина Страница 66

— А женщина при чём? — удивилась Марья. — Что за женщина?

— То-то и оно, что при чём, из-за неё всё и получилось. Шёл Ваня к автобусу, у стенки сидит женщина, как-то боком, совсем как неживая. Оказалось, сын напился, привёл бабу, избил мать — и выгнал из дома. Комната у них одна. Раньше мать походит-походит по улице, дождётся, когда баба уйдёт, и возвращается домой, а в эту ночь сын сказал: «Чтоб не видел твою рожу никогда!» Избил сильно. Пришлось Ване везти её в больницу, промыли на лбу рану, на грудь наложили тугую повязку…

— И что же, она стала у вас жить?

Алёнка засмеялась:

— Ну да, целых две недели!

— А потом?

— Потом Ваня ходил на фабрику, раз пять. Женщина работает мастером. И в местком ходил, и в партком, и к начальнику цеха. Хорошая оказалась работница, добрый человек. Всех, кого можно, Иван уговорил, в общем, дали ей пока общежитие и обещали комнату. Сейчас, что и как, уж не знаю. Мы с Ваней вместе ходили за вещами к сыну.

— И что сын?

— «Хочу, — говорит, — устроить свою жизнь, а какая жизнь, когда мать торчит, пялится?»

— Так она сама такого и воспитала! Она сама виновата!

Алёнка задумалась, не скоро сказала:

— А ведь и впрямь, Маша, при ком-то, даже при матери, не очень-то построишь личную жизнь! А может, и воспитала неправильно, может, и по-хорошему было бы можно, не знаю. Да я не о ней, я о Ване. Такой он большой человек, сострадает людям! А по молодости хочет соответствовать эталонам, которые сегодня ценятся, ведь каким сегодня быть, определяет время.

Марья хотела возразить: зачем следовать моде, нужно всегда оставаться самим собой. Но Алёнка говорит так страстно, что Марья не решается прервать её.

— Он, Маша, по-своему борется за жизнь! Не бросай в него камень! Мы с ним жили… как праздник каждый день. Думаю, мало мужчин, которые прежде думают о женщине, а уже потом о себе! Для него прежде была моя радость, а это возможно, лишь когда мужчина любит женщину больше себя. Не может он меня разлюбить! И жаловаться тебе не стал бы! — Алёнка сказала это с такой непоколебимой уверенностью, что Марья тут же поверила: именно так, Иван валял с ней Ваньку. Наверняка его раздражает Вероника, как раздражала в первую встречу. Наверняка не говорит ей, о чём думает и что у него болит. Наверняка ему сложно жить не в своей среде. — У меня заболел дед. Другой бы на Ванином месте разозлился: жена не ночует дома, Ваня же взял и переехал к деду, ночью дежурил около него, кормил с ложечки, поил, судно подавал, можно сказать, выходил его! А ещё бегал за продуктами. А ещё Базиля так избаловал, что тот стал есть только из Ваниных рук и ходил за ним по пятам, как собака. А сколько раз помогал мне Ваня к лекциям готовиться: искал цитаты, подсказывал всякие интересные ходы! А разговоры ты наши слышала? Плохой человек не любит говорить о других, он говорит только о себе, Ваня никогда не говорил о себе, Ваня так умел слушать!

Марья молчала, пристыженная. В самом деле, Иван почти ничего о себе не рассказывал. И только сейчас Марья увидела то, о чём Иван мельком упомянул. Напился в первую ночь с законной женой, и во вторую, и в третью. В таком состоянии он был не человек, животное, он не видел глаз женщины, через которые — душа, и не дарил женщине своих глаз. Тёмная комната, как могила. Наглухо плотными шторами замурованы окна, чтобы ни щёлочки, чтобы ни от луны, ни от фонаря не проник свет. Не Вероника — Алёнка. Её лицо, её губы, её взгляд. Тогда возможно. Тогда получится то, что называется близостью двух людей.

Бедный Ваня.

— Верь моему сердцу, Маша, — тихо сказала Алёнка. — Я не врач, а знаю: человек тяжело расстаётся с жизнью, никто не хочет умирать. Сказанула тоже: «нет Вани». Есть. Пусть перебесится. А моё дело — ждать. Ждать потруднее любого экзамена. И любой болезни потруднее. Я верю в Ваню. Это он ради творчества…

Зазвонил телефон.

Наверное, тёте Поле соседка снизу. Часами разговаривают. Но раздался деликатный стук.

— Вас, Мария Матвеевна!

— Ого! — засмеялась Алёнка. — Цирк!

Звонил Альберт.

— Здравствуй. Я не о встрече. Как велела, не появляюсь, ни о чём не прошу, у меня, малышка, дело. Самое что ни на есть серьёзное. Предложили отделение в новой больнице!

— Ну?! — воскликнула Марья. — Слава богу! Наконец-то. Ты сможешь работать, как захочешь. Это же праздник.

— А я о чём?! Знаешь, кто устроил? Ни за что не догадаешься. Владыка собственной персоной. Помнишь, он обещал? Честно говоря, я не верил. Ты слушаешь?

— Слушаю. Очень даже слушаю. Вот не думала, что Владыка способен делать добро. Может, мы в нём ошиблись? Может, он вовсе не был связан с Галиной?

— Наивная душа. Захотел избавиться от меня, вот и всё. Ему глубоко наплевать, как избавиться, лишь бы долой! Но это не важно. Я не привык к праздникам. — Альберт помолчал. — Конечно, я ждал подлости, может, врёт, может, вышвырнет, и привет! Пока ехал в это Беляево, измучился. — Снова помолчал. — А Главный встретил меня как близкого друга! Владыка напел ему, что я — надежда медицины, человек творческий, и тэ дэ и тэ пэ. В общем, чудо есть чудо. И Главный — чудо. Сделал меня не завотделением, а замглавного. В моём распоряжении несколько отделений, операционная, реанимация. — Голос Альберта вибрировал, как испорченный двигатель. — Ты почему не радуешься?

— Радуюсь, Алюш. Очень даже радуюсь. Только я растерялась. Без взяток и блатов человек получил то, чего давно был достоин! Перевернулась жизнь с ног на голову! Вот денёк у меня: событие за событием. Не со мной бы происходило, ни за что не поверила бы. Сегодня день маминого рождения. Мне очень жаль, ты не знал маму. Удивительный она человек.

— Удивительнее тебя не знаю никого. Я как раз об этом. Нужны люди, такие, как ты, а я пока один, как дырка в заборе. Прошу, приди и приведи с собой тех, кого считаешь способным работать, как ты. Главное условие.

— Где же я их возьму? В училище девчонкам нужны были мальчики и наряды. Призвание уже давно вышло из моды. Диплом хоть какой. И я зачем тебе? Всего лишь медсестра.

— Начинается лечение с сестры. У меня планы. От мелочей до глобальных проблем всё продумано. Зал для выздоравливающих. Готовить каждому будем своё. Привлеку лучших травников, представителей нестандартной медицины. Медсестёр таких, как ты, нянечек таких, как Сиверовна. Пока в штате у меня она одна. Выбью высокие ставки…

— Как и где? — подала трезвый голос Марья. — Твоей зарплаты не хватит на всех! Пространство на залы и кухни где возьмёшь? А сколько соковыжималок нужно на сотни больных, чтобы жать твои соки?! — Говорить говорила, а казалось ей: несётся она на карусели, всё увеличивается скорость, и душные палаты на десятерых с острым запахом мочи и пота рушатся, вместо них… Искры сыплются из глаз, и из-за скорости, из-за кружения никак не увидишь: что же вместо них?

— Конечно, будут трудности. — Голос Альберта как сквозь вату, сквозь гул круженья. — Прежде всего нужны люди. Без людей я никто. Слышишь?