One for My Baby, или За мою любимую - Тони Парсонс Страница 66

— Вы спите с Ольгой? — хмуро спрашивает меня Лайза Смит.

— С Ольгой? — тут же удивленно переспрашиваю я.

— С Ольгой Симоновой. Она учится у вас, в группе продвинутых новичков.

Лайза Смит прищуривается и внимательно смотрит на меня поверх своих очков для чтения. С другой стороны тонкой, как фанера, двери ее кабинета слышен смех учеников, шарканье ботинок, ритмичный японский говор.

— Она мне знакома.

— Я это понимаю. Вот только насколько знакома?

В школе Черчилля снова царит напряжение, граничащее со скандалом, и Лайза Смит сверлит меня взглядом, как готовящаяся к нападению близорукая хищная птица. Я снова стал объектом ее внимания, поскольку полиция не стала выдвигать обвинения против Хемиша за его поведение в общественном туалете на Хайбери-Филдс. Итак, пойманного на крючок гомосексуалиста все же отпустили. Мой коллега так обрадовался этому факту, что почти сразу же отправился на Лейчестер-сквер и предложил заняться оральным сексом полицейскому, переодетому в штатское.

Я открыто восхищаюсь этим человеком. В школе Черчилля полно симпатичных и умных юношей, за которыми имеет смысл побегать. Это и гладенькие азиаты, и спокойные индусы, и энергичные итальянцы, но Хемиш даже близко к ним не подходит. Он обладает удивительной способностью разделять работу и досуг, да так, что мне остается только ему позавидовать.

— Я не спал с Ольгой. Клянусь своей жизнью.

— Это правда?

Это действительно так. В воскресенье утром мы с Ольгой поднимались на Примроуз-Хилл. Это единственное время суток и день недели, когда она не занята ни в школе иностранных языков Черчилля, ни в баре «Эймон де Валера». Мы смотрели вниз на панораму Лондона и держались за руки, а затем долго гуляли по городу, и она даже разрешила мне поцеловать себя в губы после сытного английского завтрака.

Мы с Ольгой бродили вдоль каналов по северной части Лондона, смотрели на разные судна и баржи, а я обнял ее одной рукой за талию и наслаждался, ощущая ее молодость и неуемную энергию. Что теряется с годами, так это нескончаемая юношеская энергия, бьющая через край. Днем мы продолжили нашу экскурсию по городу, в районе Кенвуд-хаус я угостил ее мороженым, а она рассказывала мне о своем доме, о своих мечтах и о том парне, которого оставила на родине.

Но я не спал с Ольгой. Еще нет. Я жду того момента, когда для меня в этом отношении зажжется зеленый свет.

А почему бы и нет? Кто от этого пострадает?

_____

Выйдя из кабинета Лайзы Смит, я вижу, что в коридоре меня поджидает Хироко. Она делает вид, что внимательно изучает доску объявлений: кто и где сдает комнаты, продает котелок для варки риса, ищет дешевый велосипед. Но когда я приближаюсь, она сразу поворачивается в мою сторону. Черные волосы занавесью падают ей на очки, и мне становится тревожно: а вдруг она сейчас тоже спросит, не сплю ли я с Ольгой Симоновой?

Однако этого не происходит.

— Я хочу извиниться, — заявляет Хироко.

— Но ты ни в чем не провинилась.

— За то, что в тот вечер стояла перед твоим домом. Я просто подумала… ну, не знаю. Я подумала, что нам было хорошо вместе. Тебе и мне.

— Нам действительно было хорошо вместе.

— Я не знаю, что случилось.

А я не знаю, как ей все объяснить.

«Ты слишком уж заботилась обо мне, — рассуждаю я про себя. — Но если бы ты узнала меня — по-настоящему узнала, — ты бы поняла, что я не достоин этого. Ты такая добрая, очаровательная, благородная, настоящая и великодушная… А я не обладаю ни одним из этих качеств, то есть теперь не обладаю. Ты меня не так поняла. И я испугался. Никогда никому не давай столько власти над собой. Не делай этого, Хироко».

— Ты обязательно еще встретишь кого-нибудь, — вместо всего этого говорю я. — В мире очень много хороших парней. И ты можешь начать питать чувства к одному из них.

— Но я уже встретила тебя.

Она улыбается, и есть в этой улыбке нечто непостижимое, что заставляет меня сомневаться. Мне кажется, будто Хироко знает что-то такое, что мне познать вообще не дано.

Никогда.

Витрина «Шанхайского дракона» украшена цветами и огоньками. Цветки персика, апельсина и нарцисса подсвечиваются красными фонариками, в которых горят настоящие свечи. В ресторане витают всевозможные приятные ароматы. Здесь уютно и светло, особенно по сравнению с улицей, серой от дыма, который нескончаемым потоком льется по Холлоуэй-роуд. На двери вывешена табличка «Закрыто», но сегодня ресторан выглядит даже более гостеприимным, чем обычно.