Жасминовые сестры - Корина Боманн Страница 66

— Ты не должна такого говорить, — испуганно возразила я. — Они расскажут это еще кому-нибудь, а потом…

— Да что может случиться? — Элла легкомысленно отмахнулась и рассмеялась. — Берлин — большой город, и здесь очень много болтают, если день выдался длинным. После долгих лет нищеты люди мечтают и тоскуют по хорошим историям. Кто знает, может быть, однажды один из продюсеров немого кино увидит тебя и создаст фильм под названием «Наложница императора» или как-нибудь в этом роде.

Я улыбнулась, но улыбка моя была немного грустной, потому что я знала, что означает слово «наложница», и мне было неприятно, что это было похоже на мою настоящую историю, пусть даже я не была одной из жен императора.

Тем не менее в следующее мгновение слова Эллы потеряли для меня значение, потому что мы остановились перед одним из столов, на котором стояла черная швейная машинка фирмы «Зингер».

У нее была ножная педаль и ручное колесико, чтобы крутить. О такой машинке мечтала моя bà, и в Сайгоне время от времени я видела такие модели. С их помощью можно было делать великолепные, чистые, ровные строчки, и времени для этого требовалось вполовину меньше. Если бы у нас была такая машинка, мы смогли бы зарабатывать намного больше.

— О, ну ты и размахнулась! — воскликнула Элла, вертя в руках табличку с ценой. — Для того чтобы купить эту машинку, тебе придется очень долго экономить, не говоря уже о том, что этот столик с трудом влезет в нашу каморку.

Я даже не знала, что сказать на это. Действительно, Элла по моему лицу прочитала мое заветное желание.

— С другой стороны, ты могла бы ремонтировать вещи в балхаусе, если там что-нибудь порвется. Ты сказала фрау Кюнеманн, что умеешь шить?

Я покачала головой. Откуда я могла знать, что эти навыки могут пригодиться гардеробщице? Кроме того, я не хотела показаться фрау Кюнеманн навязчивой.

— Когда занавес в бальном зале опять надорвется, ты могла бы предложить ей его отремонтировать. Если хозяйка увидит, что ты это умеешь, может быть, она приобретет швейную машинку. А потом ей придется искать себе новую гардеробщицу, потому что ты больше не встанешь из-за швейной машинки «Зингер».

Я, наверное, смотрела на Эллу с таким глупым видом, что она добавила:

— Извини, сначала тебе придется привыкнуть к моим шуткам.

Элла оттащила меня от швейной машинки, но каждый вечер, лежа в постели, я мечтала о ней и о всевозможных платьях, которые могла бы на ней сшить.

Вечера в балхаусе были длинными, но для меня не существовало места лучше. Мне нравилось там находиться, принимать у людей пальто и шляпы, а затем слушать музыку, под которую танцевали посетители. Все это помогло мне вытеснить из памяти постоянно всплывавшие мысли о Гамбурге, а также страх, что я, быть может, убила Хансена.

С Эллой у нас установились прекрасные отношения, и я вскоре заметила, что мне и моим языковым способностям идет на пользу, когда я долго разговариваю с ней. Она понимала меня все лучше и лучше, и даже у меня самой появилось чувство, что мой акцент стал слабее.

Комната, которую мы с Эллой делили на двоих, была довольно узкой, но мы все равно бо́льшую часть времени проводили внизу, в балхаусе, или в городе. Мы вместе выполняли подсобные работы, когда заболевали помощники повара или кто-то из официантов или если не хватало рабочих рук. В свободное время я сидела над шитьем. Теперь у меня было собственное платье, но оно больше подходило для работы по вечерам, когда я стояла за стойкой гардероба. Поскольку Элла всегда надевала бело-голубое платье, когда мы выходили в город, я не хотела выглядеть рядом с ней, как серая мышь.

Трудно бывало лишь в те вечера, когда в балхаусе появлялся Лорен. Элла наслаждалась болтовней с ним, но мне его внимание, даже спустя месяц, все еще было неприятно. Хотя он и заметил это, но тем не менее лишь усилил свои старания — несмотря на тот факт, что с ним постоянно была одна, а то и две спутницы.

Спутницы эти действительно то и дело менялись, как и предсказывала Элла. В то время как лица большинства гостей стирались у меня из памяти, по какой-то причине я хорошо запоминала девушек Лорена. Никогда ни одна из них не появлялась с ним тут во второй раз.

А затем в балхаусе началась эпидемия гриппа. Все чихали и кашляли, и у всех был насморк. Фрау Кюнеманн относила это на счет майской прохлады, и это не остановило ее деловую активность.

Во время ежемесячных встреч хозяек балхаусов — а на них собиралось около тридцати женщин — все жаловались на снижение количества посетителей. К Клер Кюнеманн это не относилось. Она все время придумывала новые темы для балов.

Но зато грипп мог уложить в постель весь персонал. Однажды утром, проснувшись, я услышала, как стонет Элла.

— Мне кажется, тебе придется сегодня идти вниз одной. Я не могу встать с постели.

Пощупав ее лоб, я испугалась. У моей соседки по комнате был жар! Внезапно перед моим мысленным взором появилась Ариана, когда она, несчастная и больная, лежала в своей постели и в бреду ожидала смерти. Меня охватила паника, но я побежала вниз и стала искать врача. Я нашла доктора, жившего на Фридрихштрассе, который сразу же пошел со мной, как только я упомянула о балхаусе.

— Вы знаете, фрейлейн, если бы я был лет на двадцать моложе, я бы тоже приходил сюда развлекаться, — прошептал он мне, оглядывая все вокруг с зачарованным видом. — Однако моя жена считает, что балхаусы являются рассадниками разврата. Она путает их с борделями, и до сих пор мне так и не удалось убедить ее в обратном.

Хотя я иногда почти забывала о «Красном доме», упоминание о борделях вызвало у меня неприятное чувство. Меня бросило в жар. Я невольно снова подумала о Хансене. Выжил ли он после удара по голове? Разыскивает ли меня или же отказался от поисков и привез другую девушку из Вьетнама?

Затем я сказала себе, что никто в Берлине не знает о моем прошлом, поэтому у Хансена нет никакой возможности меня разыскать.

Врач обследовал Эллу, а я в это время стояла в ожидании за дверью и дрожала от страха. Выйдя из комнаты, он улыбнулся мне:

— Это всего лишь бронхит, сейчас как раз переломный момент. Проследите за тем, чтобы она пила настойку от кашля и жаропонижающие таблетки. А если ей станет хуже, вызовите меня снова. — Врач сунул мне в руки визитную карточку, потом, вздохнув, еще раз окинул взглядом балхаус и ушел.

В тот вечер я стояла в гардеробе одна. Но не только у меня прибавилось работы. Два официанта тоже заболели, и остальные буквально сбились с ног, стараясь справляться с заказами. Жиголо Тим кое-как запудрил свой красный нос, но все равно был похож на алкоголика. Два других, нанятых на постоянной основе танцоров, Мартин и Йозеф, — австрийцы, которых неведомо каким ветром занесло в Берлин, — пребывали в ужасе и старались держаться подальше от него. Ряды наемных танцоров-жиголо, которые работали у фрау Кюнеманн лишь время от времени, тоже заметно поредели.

Но, как бы там ни было, никто из них не пытался заигрывать со мной.