Сердце мое - Элизабет Лоуэлл Страница 66

— В тебе ведь живет дикость, — сказал он. — И ты не можешь это отрицать. Ты не можешь это скрыть. Зачем же вообще пытаться?

Шелли вся напряглась под ласкающими ее тело пальцами Кейна, напряглась и, не отодвигаясь от него, внутренне отстранилась.

Но Кейн тут же почувствовал эту перемену в ней — почувствовал так же явно, как услышал бы изменения в ритме биения собственного сердца. Он посмотрел на нее ясными, спокойными глазами.

— Скажи, почему ты отрицаешь, что ты вовсе не домоседка по своей природе? — спросил он ее.

— Потому что я — самая настоящая домоседка, — тихо ответила она.

— Почему ты так считаешь? Шелли беспокойно зашевелилась.

— Ну да, конечно, я люблю дикие холмы и гористые склоны. Люблю за их дикие, коричнево-рыжеватые оттенки, люблю, когда их заливает солнечный свет, люблю в сумерках и даже ночью. Они прекрасны, как прекрасны великие произведения искусства, созданные руками человека.

— Черта с два! Ты любишь свои холмы прежде всего потому, что они не были созданы руками человека! Потому что они дикие. Как и ты сама.

Шелли быстро посмотрела прямо на него. Ее карие глаза были теперь настороженными, почти далекими.

— Нет, и все-таки ты не прав. Я домоседка. — Шелли улыбнулась, пытаясь говорить спокойно. — Пойми, люди ведь разные бывают. И вовсе не все такие как ты. Огромный, широкоплечий бродяга-путешественник.

«И самый красивый мужчина из всех, которых я когда-либо видела», — мысленно добавила она.

Кейн затаил дыхание, увидев ее грустную улыбку. Ее глаза блестели, и он испугался, что сейчас она заплачет. Его безошибочное чутье подсказывало, что она снова прощается с ним — прощается в душе.

— Послушай, ты ведь не можешь так вот просто взять и закрыть глаза на все, что уже произошло между нами, — обратился он к ней.

— А я и не говорю, что это будет просто.

Кейн не успел ничего возразить ей, как она закрыла своей ладонью ему рот.

— Не надо, не говори ничего! — печально сказала Шелли. — Самих себя нам ведь не изменить… Но зато мы можем иногда бывать друг с другом — до тех пор, пока сами будем хотеть этого.

— Я буду хотеть этого всю жизнь. Я люблю тебя, — тихо ответил Кейн и нежно провел пальцем по тонким поджатым губам Шелли. — Вот и еще одно «в первый раз». Знаешь, я ведь еще никогда не говорил женщине, что люблю ее. Это мое первое признание в любви…

Эти слова горячей волной прошли по всему телу Шелли, сметая все ее чувства на своем пути и воссоздавая заново, в еще более прекрасном, дивном обличье, не считаясь с тем, хочет она этого или нет. На ресницах ее задрожали слезы. Она не знала, плакать ей или смеяться, громко кричать или просто бежать на край света от прекрасных, серебристо-голубых глаз Кейна.

Домоседка и бродяга — ничего себе любовь до гроба!

«Никогда этого не будет… — с горечью подумала Шелли. — Но если я потеряю его, мне будет так больно, как не было еще никогда в жизни…»

— Кейн…

В ее тихом голосе послышалась такая тоска, такой страх, что он поцеловал ее и нежно обнял, пытаясь успокоить:

— Не плачь, Шелли, не плачь, не надо… Когда ты осмелишься признаться самой себе в собственной дикости, в том, что изначально, в глубине души ты дикарка ты поймешь, что и ты любишь меня так же сильно, как люблю тебя я.

И он еще раз поцеловал ее.

Шелли замотала головой, изо всех сил пытаясь не закричать громко, жалуясь на злую судьбу, подарившую замечательному мальчишке Билли мамашу Джо-Линн и решившую свести домоседку с бродягой.

Кейн сел прямо и посмотрел на изящную темноволосую женщину рядом с ним. Да, она оказалась такой же упрямой, как и чувствительной, и доброй, и нежной…

— Знаешь, мне безумно хочется заняться с тобой любовью снова, прямо сейчас, — сказал он ей. — Я мог бы заставить тебя стонать от страсти в моих руках. И ты бы громко кричала от наслаждения, возвещая всему свету о том, что любишь меня, и благодарила бы небеса…

Шелли увидела, как горят возбуждением его глаза. Она внезапно почувствовала сильное влечение к нему, почти голод. И еще страх.

— Но, боюсь, сейчас это еще больше отпугнет тебя, — продолжал Кейн. — Поэтому пойдем немного погуляем, а? Покажи мне эти холмы, которые видны отсюда, домоседка! Ты считаешь их прекрасными, словно великое произведение искусства? Что ж, тем интереснее. Я еще никогда не гулял по произведениям искусства.

Несколько мгновений Шелли просто неподвижно лежала на кровати и смотрела, как Кейн одевается — он подбирал с пола свою одежду, которую несколько часов назад скинул с таким нетерпением. Наконец она решила встать, стараясь вести себя так же спокойно и непринужденно, как делал это он.

Но это было не так-то просто. Руки ее дрожали от волнения, и она не могла сосредоточиться. «Какая же я все-таки неуклюжая», — подумала Шелли, одеваясь.

— Нам понадобится специальный рюкзак для еды и посуды, — раздался голос Кейна. — Скажи, у тебя в доме такой найдется — скажем, в этом огромном стенном шкафу?

Его непринужденный вопрос совершенно сбил Шелли с толку. Казалось, что этот спокойный мужчина и вовсе никогда не смотрел на нее жадными, пылающими страстью серыми глазами. А ведь он говорил ей о любви… Шелли почувствовала комок в горле и, нервно дернув «молнию» стареньких джинсов, повернулась к Кейну.

Он на нее даже не смотрел!

— Да, найдется, — ответила она, довольная тем, что голос ее был почти таким же непринужденным.

— А обычный большой походный рюкзак есть? — спросил он.

— Да.

— Походные ботинки?

— Есть, но, боюсь, не твоего размера.

— У меня есть свои собственные. Значит, у тебя походная обувь есть.

— Посмотри в стенном шкафу, рядом с рюкзачком для еды.

Кейн медленно, лениво улыбнулся — нет, он ни над чем не смеялся, просто, казалось, еще раньше заключил сам с собой какое-то пари и теперь был доволен, выигрывая его.

— У тебя есть на примете какое-нибудь местечко в горах, где мы могли бы устроить небольшой пикник? — спросил он Шелли.

Задумчиво кивнув, Шелли увидела, как тонкие черты его лица осветила улыбка. Дрожь прошла по всему ее телу. Улыбка делала Кейна таким красивым, что трудно было просто стоять и смотреть, восхищаясь чуть заметными движениями уголков его прекрасного рта.

— Тогда пошли. — Кейн заговорщически подмигнул ей. — Я приготовлю сандвичи, а ты пока собери все необходимые вещи, идет?

И, изумленная простотой и непринужденностью его поведения, Шелли не в силах была вымолвить ни единого слова — ей оставалось только стоять и смотреть, как он поворачивается к ней спиной и выходит из спальни, направляясь на кухню.

«Нет, он не поверил мне, когда я стала убеждать его в том, что я — заядлая домоседка. Или, может быть, в глубине души ему просто нет до этого абсолютно никакого дела, потому-то и не обращает он особого внимания на мои слова»? — подумала Шелли.