Как очаровать распутника - Вики Дрейлинг Страница 66

К счастью, Белл начал расспрашивать Уилла о его обязанностях управляющего. Новая тема показалась мужчинам очень увлекательной, но ненадолго. Уилл повернулся к жене:

— Простите, дорогая. Мы забылись. Вы нас извините?

— За что же тут просить прощения? Я ничего не знаю о вашей должности, так что мне интересно послушать.

Эми решила притвориться одной из тех глупых дамочек, у которых вата вместо мозгов.

— Вы слишком снисходительны, миссис Дарсетт, — проговорил Белл и перевел взгляд на Уилла. — Ты счастливчик, парень. Такая женщина — одна на тысячу.

— Я сам так думаю, — ответил Уилл.

— Вы заставляете меня краснеть, — сказала Эми.

Обманывая мужа, она не могла наслаждаться восхищением его друзей.

Уилл улыбнулся:

— Вы очень часто краснеете, женушка!

— Я уверен, Дарсетт, что чаще всего — из-за тебя, — вмешался Фордэм.

Уилл подмигнул ей. Эми опустила глаза, понимая, что он решил, будто смущает ее. Тем временем лакеи внесли десерты: свежие и засахаренные фрукты, орехи и творожный торт.

— Так и знал, что супруга велит подать сегодня мое любимое лакомство! — воскликнул Уилл.

Похоже, Белл и Фордэм тоже были поклонниками творожного торта. Однако Эми съела лишь маленький кусочек. На сердце легла тяжесть, а ведь ей бы следовало радоваться, что Уилл оказался чудесным мужем. Как ни успокаивала себя Эми, в ушах стояли слова Уилла: «Уверяю вас, моя супруга не занимается ремеслом».

В будущем придется отказаться принимать деньги за рисунки. А сегодня она отдаст лавры победителя Уиллу и докажет, что доверяет ему. Она не может жить, обманывая мужа, потому что обман может погубить их столь успешно развивающиеся отношения. В следующий раз, когда она повезет рисунки мадам Дюпон, скажет ей, что платы не нужно. Нет нужды объяснять модистке свои резоны. Мадам Дюпон интересует лишь прибыль. Но что, если она откажется брать рисунки?

Когда джентльмены покончили с десертом, Уилл извлек из буфета бутылку портвейна:

— Эми, если хотите, мы удалимся с портвейном в гостиную.

— Нет, оставайтесь и располагайте собой. Мне нужно закончить вышивку.

Эми поднялась из-за стола. Уилл и его друзья тоже встали.

— Наслаждайтесь портвейном, — сказала она.

Уилл проводил ее до двери. Как он гордился своей умной и великодушной женой! Она произвела впечатление на его друзей, сумев увлечь гостей беседой. Ему нравилось полное отсутствие в ней тщеславия. Слишком многие дамы, которых он знавал в прошлом, буквально напрашивались на комплименты. В отличие от них Эми больше интересовалась собеседниками.

Пальцы Эми пробежались по драгоценным камням на шее, и Уилл улыбнулся. Он собирался преподнести ей эти изумруды, когда закончится пари, но ему захотелось, чтобы она надела их к обеду.

— Сегодня вы восхитительны, — прошептал он, целуя ей руку. — Я не задержусь надолго.

Эми ушла, и Уилл вернулся к столу, чтобы разлить портвейн. Жена ошеломила его, сказав, что уступает ему победу в их пари. Сладостное предвкушение ночи любви действовало возбуждающе. Он едва сдержал веселую ухмылку, когда придумал, как будет дразнить Эми. Она придет в страшное негодование, когда он заявит, что не выпустит ее из постели все оставшиеся семь дней!

— Удачливый Дьявол, — сказал Фордэм, когда Уилл разлил портвейн по стаканам.

— Я такой, — согласился он.

Белл пригубил свой портвейн.

— Она хорошо воспитана, умна и совершенно неповторима. Тебе невероятно повезло.

— Как жаль, что у нее нет сестер, — сказал Фордэм.

— Зато есть подруги, — ответил Уилл.

— Что? Должно быть, у меня случился минутный приступ болезни. Уверен, что желание жениться улетучится немедленно, стоит мне покинуть гнездышко новобрачных! — воскликнул Фордэм.

Уилл фыркнул. Фордэм вытащил часы.

— Джентльмены, я обещал навестить любовницу. Увидимся в клубе, не так ли?

После его отъезда Белл, выгнув дугой бровь, поинтересовался:

— Не выкуришь ли со мной сигару на свежем воздухе?

— Я выйду с тобой.

Они вышли в сад, и Белл вытащил портсигар, взял сигару сам и предложил Уиллу.

— Нет, благодарю.

Он не хотел, чтобы в постели Эми от него пахло табаком.

Белл зажег свою сигару и затянулся.

— С ней ты очень изменился.

— Это правда. В ее присутствии я стараюсь избегать вульгарных привычек.

Белл пустил кольцо дыма.

— Я не об этом.

Уилл это понимал.

— Произошли некоторые события. Мы прилаживаемся друг к другу.

— Вот тому наглядный пример: ты сказал «мы», а не «я».

— Она моя жена.

Его приятель стряхнул пепел с сигары.

— Ты влюбился и ослеп.

— Можешь заранее послать меня к черту, — ответил Уилл.

— Позволь, я угадаю. Ты советуешь мне жениться.

— Ты единственный из всей семьи, кто остался в живых. Возможно, провидению было угодно, чтобы именно ты продолжил род.

Белл загасил сигару.

— Я не верю в провидение. Существует только зрение, обоняние, слух и осязание. Если есть и другие чувства, для меня они давным-давно мертвы.

Уилл смотрел в небо, на полную луну.

— Есть еще кое-что, — сказал он. — Ты жив, и это не случайно.

Эми пыталась сосредоточиться на работе — нужно было вышить платьице для Эммы, — но совесть не оставляла ее в покое. Она сказала Джулиане, что деньги, которые берет за рисунки, спасут ее в случае нужды. В тот момент она считала, что поступает мудро: нужно дождаться, пока Уилл докажет, что не разорит их, — но именно она, Эми, подвергла риску их брак!

Выйдя за Уилла, она имела все основания ему не доверять. Но сегодня, после разговора за обедом, она не могла больше обманывать себя. В их браке отнюдь не Уилл оказался не заслуживающим доверия. Храня в тайне финансовую сторону своей работы, она пошла на риск, что так напугало Джулиану. И продолжала настаивать, что ей нужно время, даже после того как подруга обрушилась на нее с упреками!

Это было ошибкой просто потому, что Уилл ничего не знал.

Эми понимала, что поступает неправильно, в тот самый день, когда взяла деньги у мадам Дюпон. Она хотела отказаться, но модистка предложила ей платить по пять шиллингов за рисунок. Эми всегда казалось, что предубеждение светского общества к занятию ремеслом или торговлей — сплошное лицемерие. Вот и убедила себя, что имеет полное право принимать плату за труды. Однако разве не лицемерием будет держать в тайне то, что она нарушает принятые в свете правила приличия?