Зима в раю - Елена Арсеньева Страница 66

В голосе Полякова отчетливо прозвучала горделивая нотка.Русанов глянул на него исподлобья. Да, репрессии на заслуженных большевиковобрушились в последние два года очень серьезные. Два огромных дома на улицеЛядова, в прошлом Большой Печерской, называвшиеся в обиходе Домом политкаторжанили Домом старых большевиков, изрядно опустели в последнее время. Одними изпервых жертв стали именно латыши – бывшие энские чекисты.

Сам он, если честно, ровно ничего против этого не имел,потому что «красные латыши» заработали в Энске печальную славу своейотъявленной жестокостью, которую вполне можно было бы назвать зверством.

– Конечно же, нет смысла отрицать, что Верин общался сомногими из них, поскольку сам был временным выездным комиссаром чрезвычайки.Видимо, уже тогда его завербовали наши враги и дали время спокойно внедриться всоветские органы власти, – продолжал Поляков.

– Ну, не знаю, – пробормотал Александр Константинович. – Незнаю, кто и когда его завербовал и завербовал ли вообще. Мне кажется, Верин нив чем таком не замешан. Во всяком случае, в группе латышских националистов подмоим руководством он точно не состоит, потому что, во-первых, никакой такойгруппой я не руковожу, а во-вторых, ее вообще не существует.

– Вы, конечно, ошибаетесь, – авторитетно заявил Поляков. –Советую вам хорошенько подумать. Вы можете, если хотите, написать, что не выорганизатор группы, а Верин. Не торопитесь, подумайте! Вот, оставляю вам списоки бумагу. Через полчаса я вернусь, а вы хорошенько напишите то, что я вампосоветовал.

– Я не напишу ничего, – покачал головой Русанов. – Выхотите, чтобы я признал себя не только контрреволюционером, но и подлецом? Яэтого не сделаю.

– Не торопитесь, в одиночестве подумайте и взвесьте все, –повторил Поляков, поднимаясь и пристально глядя на Русанова своими оченьтемными, спокойными глазами. – Я вернусь через полчаса.

Он вышел, притворив за собой дверь, однако не разрешивРусанову сесть.

Ну ладно, ничего, он насиделся за эти дни в камере, а за этиночи так належался на цементном полу, что все кости ноют. Как-нибудь постоит.

Напротив Русанова находилось зарешеченное окно, в котороебыл виден край двора. На улице вовсю светило солнце, и на асфальте причудливомельтешили человеческие тени.

«Что они там делают, интересно? – подумал Русанов. – Пляшут,что ли?»

Не сдержав любопытства, он шагнул вперед и увидел во двореспортивного вида человека в форме НКВД, который инструктировал целую группумолодых людей. Они тоже были в форме и чем-то неуловимо походили друг на друга.Русанов разглядел среди них одного из тех «молотобойцев», которые оставили унего по себе такие сильные воспоминания. Очевидно, это был очередной набор«мастеров кулачного боя», которым инструктор показывал приемы избиения заключенных.

«Интересно, где их берут? – подумал Русанов, хотя на самомделе вопрос интересовал его меньше всего. – В каких-нибудь боксерских секциях,наверное».

Он продолжал бездумно смотреть во двор, наблюдая затренировкой, и даже вздрогнул, когда за спиной открылась дверь. Полчаса прошло?Вот те на, как быстро.

– А что же вы стоите, как белогвардейский офицер на допросев каком-то фильме, не помню? – удивленно спросил Поляков, проходя к столу. Вруках (Русанов обратил внимание, что ссадины на костяшках были смазаны йодом) унего была точно такая же серая папка, как та, что лежала на столе. – Почему несели? Наверное, устали?

Русанов пожал плечами.

Глупо получилось. Ноги устали, да, но ему и в голову непришло сесть без разрешения следователя.

Боялся, значит…

Быстро же его тут построили!

– Садитесь, прошу вас, – очень вежливо произнес Поляков исам опустился на стул. – Ну как, подумали?

– Да что думать? – вздохнул Русанов и тоже сел. – Ни к какимлатышским националистам я не имел отношения и не буду иметь. У меня нет причинобожать товарища Верина, однако я и его не могу обвинить в связях с буржуазнойЛатвией.

– А в хищении социалистической собственности в особо крупныхразмерах и связях с эмигрантскими кругами вы его сможете обвинить? – спокойноспросил Поляков, и Русанов опять уставился на него изумленно:

– А это с чего?!

– Да с того, что за границу после революции переместилисьочень многие главари энских эсеров, к которым, как нам известно, вчетырнадцатом году принадлежал товарищ Виктор, он же Бориска, он же Мурзик,назвавшийся теперь товарищем Вериным. Вы ведь прекрасно знаете весь его«послужной» список, верно?

Русанов опустил глаза.

– Не запирайтесь, – добродушно посоветовал Поляков, открываяпринесенную папку. – Нам все известно. Настолько подробно, что даже нет нуждыспрашивать вас. Дело в том, что сохранились все архивы сыскного отделенияполиции. Это отделение с января 1913 до марта 1917 года возглавлял нектоСмольников, впоследствии убитый возмущенными народными массами. Ему помогалагент Охтин. И вы находились с этими двумя охранниками царского режима в самыхблизких отношениях. О, конечно, вы скажете сейчас, что вами владел чистопрофессиональный интерес, что вы участвовали в их розыскной работе как репортер«Энского листка», однако, насколько мне удалось выяснить, ни одного материала оходе охоты сыскного отделения за так называемым Мурзиком не попало на страницыгазеты. Прошли только ваши репортажи о посещении переписчиками Андреевскогоночлежного дома да о сахарных бунтах в Сормове. Это было осенью шестнадцатогогода. Вот и все. Однако, судя по архивам Смольникова, вы в сыскном отделениидневали и ночевали. Работали, так сказать, не за страх, а за совесть на царскуюохранку!

«Какие архивы? – мрачно подумал Русанов. – Какие еще архивыСмольникова?! Георгий Владимирович дневник вел, что ли? Ах ты, как неудачно…Вот обвинение так обвинение. Это штука серьезная, в самом деле серьезная. Всехполицейских, городовых, всех сотрудников прежних карательных и сыскных органовдавным-давно выловили и отправили, как говорят в Одессе, в штаб Духонина. Апроще выражаясь – поставили к стенке. И если они пришьют мне осведомительство,будут добиваться признания в тесном сотрудничестве со Смольниковым, я пропал…Тем паче что последнее правда!»

– Насколько мне известно, – произнес Александр сдавленно, –охранкой или охранным отделением называли жандармское управление. А сыскнаяполиция, по сути, та же милиция, охрана правопорядка, уголовный розыск.