Старая сказка - Кейт Форсайт Страница 66

Мы повиновались. Я сложила в каменный сундучок все магические книги, все свои тайные копии, разноцветные свечи, морские раковины и камушки, волшебную палочку, кинжал и котелок, метлу из веток бузины, серебряный амулет ветки руты [124]с начертанными на нем символами рыбы, ключа, руки, луны и цветка. Я закрыла крышку и заперла сундучок, и двое здоровяков вынесли его в сад и глубоко зарыли.

— Мы должны попытаться спрятать тело Фабриции, — заявила Сибилла, когда я вернулась на кухню и остановилась в дверях.

— Она умерла? — испуганно поинтересовалась я.

— Еще нет. Но ей осталось недолго. Если чумной доктор узнает, что у нас в доме чума, нас поместят на карантин, а все, что мне принадлежит, сожгут на площади. А если мы все сделаем тихо, то сможем заработать целое состояние.

— Магическое исцеление? — догадалась я.

Сибилла кивнула.

— Когда чума приходила в Венецию в прошлый раз, Совет Десяти [125]издал указ, ограничивающий передвижение аптекарей и фармацевтов ста шагами от места их жительства. Город буквально кишел ими. Они роились повсюду, как черви на трупе дохлой собаки. Но мне понадобятся лягушки, причем чем больше, тем лучше. А потом я приготовлю свой особый венецианский мед… — Она вдруг умолкла на полуслове и поднесла руку ко лбу.

— Что случилось?

— Ничего. Со мной все в порядке. Здесь душно. — Воцарилось долгое тревожное молчание, а потом Сибилла вдруг села, словно ноги отказались служить ей. — Я пила ее кровь три ночи тому, когда луна была полной. Неужели я…

Я не могла говорить. Я боялась Сибиллу, но и благоговела перед нею.

— Принеси мне перо и пергамент. — Впервые на моей памяти, подавленная и угнетенная страхом, с морщинами, глубоко прорезавшимися вокруг запавшего рта, Сибилла выглядела настоящей древней старухой. Я молча повиновалась. Сибилла составила завещание, в котором отписала мне дом, сад и все свое движимое имущество.

— Колдовские знания у ведьм передаются от матери к дочери. У тебя нет матери, а у меня нет дочери. Так что будем считать, что мы с тобой вовремя нашли друг друга.

Фабриция умерла перед рассветом. Сибилла завернула ее тело в простыню, и двое мужчин перенесли его в гондолу.

— Сбросьте ее в канал или лагуну где-нибудь подальше отсюда, — распорядилась ведьма. — Будьте осторожны.

Шли часы, а мужчины все не возвращались. Над городом плыл заунывный колокольный звон, и нескольку раз где-то поблизости раздавались плач и стенания, а однажды до нас донеслось жалобное мяуканье кошки. А мы с Сибиллой были заняты тем, что прятали свои драгоценности и самые ценные вещи. Вскоре, однако, ведьма настолько ослабела, что уже не могла стоять на ногах и прилегла, дрожа от озноба. Мне не хотелось ухаживать за нею, но выходить на улицу мне хотелось еще меньше. Там теперь непрерывно звучали плач и крики. Все случилось очень быстро. Только вчера Басси вернулся с рынка и сообщил, что в городе ходят упорные слухи о том, что чума вернулась вновь. Сибилла сказала мне, чтобы утром я не разносила посылки и не ходила в бордель, а осталась дома. Я с радостью согласилась, потому что жара стояла просто невероятная, и я с удовольствием предвкушала вечер в своей спальне, который собиралась провести за книгами. И вот костлявая девственница мертва, а Сибилла заболела. Как такое могло произойти? Неужели у нее нет заклинаний, способных отогнать чуму?

— Дай мне воды… — прохрипела Сибилла. Я подала ей чашку, но при этом старательно закрывала нос и рот рукавом. — Помоги мне…

Она попыталась сесть. Мне не хотелось прикасаться к ней. Странные черные пятна обезобразили ее лицо, и я заметила багровую опухоль у нее на шее, под самым ухом. Я поднесла чашку к ее губам, и она сделала маленький глоток, а потом закашлялась. Я попятилась, старательно отворачивая лицо.

— Дягиль в вине… и пожуй зубок чеснока, — прохрипела она, когда приступ кашля прекратился. — Они еще не вернулись?

Я покачала головой и отступила на шаг. Она тяжело вздохнула и легла. Я же вышла в сад на жаркий солнечный свет и стала мять в руках травы, вдыхая их аромат. Отовсюду доносился звон колоколов. Мне было очень страшно, и я заплакала. Мне не хотелось умирать.

Солнце стояло в зените, когда кто-то забарабанил в нашу входную дверь. Служанки разбежались еще ночью, так что в доме оставались лишь я да умирающая ведьма. Пришлось идти открывать, что я и сделала с большой неохотой.

Снаружи стоял чумной доктор. Он стучал в дверь концом длинного кривого посоха. На нем был черный, пропитанный парафином халат, ниспадавший на высокие кожаные сапоги, широкополая шляпа и белая маска с длинным кривым носом-клювом. Вместо глаз у него на солнце сверкали стекляшки. За его спиной маячили двое грязных типов, прикрывавшие лица какими-то тряпками. Они волокли тележку, на которой были свалены трупы, и над ними с жужжанием вились мухи. Тела были обнажены, и жуткая груда являла собой отвратительное нагромождение торчащих рук, ног, спин и ягодиц. На самом верху лежал мужчина с огромным животом. Пока я в растерянности смотрела на него, он вдруг застонал и попытался приподнять голову, и один из труповозов отшвырнул его обратно ударом дубинки.

Толстяком был Басси, наш повар. Я не могла оторвать от него глаз, машинально подмечая распухшие бубоны [126]на шее, в паху и под мышками, и темные пятна, похожие на синяки, усеивающие его огромный вздувшийся живот.

— В вашем доме чума, — глухо прозвучал из-под маски голос доктора. — Вытаскивайте сюда своих мертвецов.

— Здесь нет никакой чумы. Ступайте прочь!

— У двоих ваших слуг обнаружены ее симптомы. Все белье и одежда должны быть сожжены, а дом — заколочен. Вас и всех остальных, кто живет здесь, отвезут на Лазаретто, остров, где вы проведете сорок дней и сорок ночей. Если вы останетесь живы, вам будет дозволено вернуться в Венецию.

— Вот только возвращаются очень немногие, — злорадно оскалился один из труповозов.

Я попыталась остановить его, но доктор оттолкнул меня в сторону и вошел в дом. Санитары последовали за ним, срывая со стен бесценные гобелены и занавески, сваливая в общую кучу подушки и постельное белье и выбрасывая их на улицу. Я плакала, глядя на свои новые бархатные платья и батистовые ночные сорочки, вылетавшие в окно. А потом доктор обнаружил Сибиллу, стонавшую и метавшуюся в жару в своей постели. Резким окриком он подозвал к себе санитаров, и они снесли старуху вниз.