Опасность желания - Элизабет Эссекс Страница 66

— Ты должен быть мягче с матерью. Не забывай, что именно ты попросил ее принять меня в доме.

— Она делает не то, о чем я ее просил. Но я хотел поговорить именно о матерях и лжи. Ты мне солгала, когда рассказала о том этюде.

Меггс промолчала, внимательно рассматривая мыски своих туфель. Она медленно пошла к лестнице, соблюдая между ними дистанцию. Это был не этюд, а случайная импровизация. Тогда, очень давно, ей сказала об этом мать, а она запомнила, потому что ей понравилось слово — случайная.

Но Хью явно не собирался довольствоваться молчанием.

— Я задал тебе вопрос, Меггс.

В нем сейчас говорил хулиган и задира, хотя он, вероятнее всего, считал, что все совсем не так. Он — суровый морской капитан, по праву требующий ответа. Ну почему он все время чего-то добивается? Неужели нельзя просто оставить ее в покое? И почему, черт бы побрал все на свете, почему он все еще нужен ей, словно воздух, вода, дыхание?

— Нет, ты не задавал мне никаких вопросов. Ты просто обвинил меня во лжи.

— Где ты научилась играть? — Его тон был тяжелым, бескомпромиссным. — В лондонских трущобах не учат детей музыке в стиле барокко.

Меггс почувствовала злость, досаду и желание. Все они сплелись внутри ее и теперь рвались наружу.

— А ты откуда знаешь? Что вообще может знать о жизни на улице человек, выросший среди всего этого? Человек, никогда не знавший нужды?

— Между прочим, если тебе неизвестно, я вырос не «среди всего этого». Мой отец не был виконтом. Я родился в Шотландии и был вторым сыном мелкого помещика. Мне пришлось пробиваться в жизни самостоятельно.

— Молодец.

— И какую бы нужду или искушения ни испытывал, я никогда не крал и не лгал… — Он резко замолчал, не договорив фразы.

Но удар достиг цели. Вот, значит, что он о ней думает. После всего, что было. Боль, злость и гордость сделали ее голос тихим и разящим, как острый стальной клинок.

— Это точно. Просто ты для этого нанимал других людей, не правда ли?

Его лицо словно окаменело. Она снова оказалась права.

— Да, — ответила Меггс за него, — ведь я тебе понадобилась именно для этого. Чтобы лгать и красть вместо тебя.

— И это все, Меггс? Я для тебя только работа? — прорычал Хью.

— А я тебе больше ни для чего не нужна. Ты хочешь, чтобы я выполнила следующую работу — не знаю, в чем она заключается. Надо будет что-нибудь украсть в облике леди? А потом я стану ненужной. Ты вернешься на свой драгоценный корабль, а я…

Боже, что она несет! Старуха Нэн тут же дала бы ей затрещину. Она должна сама себе дать затрещину. Просто она слишком испугана и устала от борьбы. Ей приходилось постоянно бороться — за каждый пенс, за каждую возможность, за каждую каплю его внимания. Потому что, пусть даже она будет жить в тепле, иметь хорошую еду и ей будут хорошо платить, все равно без Хью она будет одинока.

— Мне некуда и не к кому идти, — скороговоркой закончила Меггс.

Да что же это такое? Как он может стоять здесь и смотреть ей в глаза так, словно это она разбивает его сердце?.. На этот раз Меггс удалилась с гордо поднятой головой.

Меггс не спалось. Слишком много бесполезных мучительных чувств и воспоминаний теснилось в ее душе.

Она ненавидела одиночество. Всякий раз, думая о брате, который находился так далеко от нее в холодном грозном море, она желала ему счастья. И тепла. Ей по крайней мере было тепло. В комнате горел камин, но она все равно куталась в теплую шаль и пуховое одеяло. Сидя, поджав ноги, на кровати, она смотрела в окно на покрытые снегом деревья, прислушивалась к гудению огня в очаге. Именно таким должно быть Рождество. Вот только вместо счастья она ощущала пустоту. Даже когда у нее и Тимми не было ничего, она никогда не чувствовала такого одиночества. Тепло, радость и безопасность — ничто, если их не с кем разделить.

Что теперь с ней будет? Что она станет делать? Меггс и раньше ощущала себя на краю чего-то, но сегодняшняя ссора с Хью обострила это чувство. Она словно зависла между своим прошлым и будущим и не видела моста, по которому пропасть можно было бы преодолеть.

Послышался негромкий стук в дверь, и на пороге появился Хью.

Меггс чувствовала смущение, неловкость и настороженность. Он не был похож на человека, настроенного на примирение. Напротив, он выглядел суровым, словно судья, готовящийся объявить смертный приговор.

— В чем дело?

Хью молча подошел к кровати и присел на край.

— Прости меня, — наконец выдохнул он. — Я… я вел себя как осел. Я собирался подарить тебе сегодня это. Но мы поспорили, и я… в общем, это тебе. — И он протянул ей маленький сверток.

Меггс не пошевелилась, подозрительно глядя на подарок. Она ожидала чего угодно, но только не этого. При ближайшем рассмотрении подарком оказалась маленькая коробочка, завернутая в синий бархат. Капитан завернул ее сам.

— Это тебе. Знаю, Рождество еще не наступило, но я хотел поздравить тебя первым. Веселого Рождества, дорогая.

— Ты пришел, чтобы подарить мне это? — Или это новый трюк — назвать себя ослом, подарить безделушку, а потом выпытать ответы на интересующие его вопросы? А ведь тактика может сработать. — Но у меня нет никакого подарка для тебя.

— И не надо.

Поскольку Меггс так и не пошевелилась, Хью положил коробочку ей на колени.

— Спасибо. — Меггс наконец взяла коробочку и погладила кончиками пальцев мягкий бархат.

— Получив рождественский подарок, принято сразу его открывать.

Меггс улыбнулась, в основном потому, что его тон был торжественным до глупости.

— Правда? — Она неторопливо развернула бархат, открыла коробочку и увидела красивый, украшенный филигранью крестик. На нем был сложный резной орнамент и в центре одна жемчужина. Дополнением к подарку служила тонкая цепочка. Он был очень-очень красивым. И невинным. Он воплощал в себе все то, кем она хотела стать. И никогда не станет.

— Очень красиво. Я никогда… — Неожиданно у нее пропал голос. Спазм сжал горло, глаза жгли подступившие слезы. Меггс стиснула крестик в кулаке, потому что не могла заставить себя его надеть, и с трудом выдавила: — Спасибо.

— Пожалуйста. Позволь мне надеть его на тебя.

— Нет, я не могу…

Но Хью уже взял крестик с цепочкой и осторожно надел ей на шею. Тонкая цепочка обвила шею.

— Хью, я понимаю, ты хочешь быть добрым со мной, но все не так просто. Я не могу…

— Ш-ш-ш. Можешь.

Его губы последовали за пальцами. Они прикоснулись к шее, потом к нежному местечку — там, где шея переходила в плечо. Это место было особенно чувствительным, и прикосновение к нему заставляло все ее тело трепетать от предчувствия. Хью не разочаровал ее ожиданий.