Противоположности - Дарьяна Кадет Страница 66

Смешок сорвался с губ. Она попыталась сдержать себя, а потом подумала «а смысл?» Николь засмеялась. Отчаянье срывалось в истеричном смехе. Такая идиотка. Сама оставляет самые гадкие опечатки на воспоминаниях. Но ничего, это же жизнь. Она просто состоит из вечных ошибок, боли и разочарования. Она посмеётся над собой, такой жалкой слабачкой. Но что-то пошло не так, когда слёзы стали размывать остатки туши под глазами, оставляя грязно-чёрные неровные следы на коже. Она плакала, даже не стараясь смыть солёную влагу. Плакала, ощущая, как погребает себя всё глубже в этой бездне. И будет плакать, пока слёзные каналы не иссушатся, потому что сегодня это будут её последние слёзы. Больше она не будет слабой. Больше ни одна слеза не скатится из-за Нэйтена.

***

Сердце колотилось, как дикий зверь, который рвался наружу через клетку из рёбер. Горло сводило судорогой, вдыхая часто через рот холодный воздух. А бок начинал ныть, и колкость отдаваться по всему телу. Кажется, Николь и Нэйтен пробежали не меньше пяти километров (или это так кажется из-за скачущего пульса и мысли, что их могут вот-вот схватить). Они петляли по каким-то закоулкам, скрывались за чахлыми стенами домов, но ни разу так и не отпустили руки друг друга. Сейчас они стояли совершенно в другом районе и тяжело дышали, хотя дышать уже было больно, но без чёртова кислорода никак не прийти в себя.

В квартирах многоэтажек у немногих ещё горел свет в окнах, но зато тротуары были хорошо освещены, а круглосуточные магазинчики с яркими вывесками говорили о более благоустроенном районе, нежели тот, из которого они сбежали.

Нэйтен обернулся на Ники. Девушка дрожала ещё под остатками страха и холода. Он запахнул подол её куртки и застегнул молнию, а потом накинул капюшон на голову.

— Ты как? — спросил он.

— Нормально, — Николь кивнула, хотя её глаза слезились от морозного воздуха. Она солгала, сложно оставаться в норме после недавнего, но ей, кажется, на больший ответ не осталось сил.

— Пойдём, я отведу тебя домой, — Нэйтен снова сжал ладонь и потянул за собой.

На самом деле, им оставалось многовато пути. Минут двадцать, максимум тридцать, ходьбы до дома Николь. Большую часть они пробежали. Они шли молча, периодически огибая редко проходящих мимо людей, сливаясь с обычной молодёжью, желающей прогуляться на ночь. Нэйтен ощущал, как рука Ники становилась холоднее, а сама она всё чаще шмыгала носом, стараясь повыше подтянуть ворот куртки, прикрывая оголённую шею. И он искренне обрадовался, когда стала виднеться знакомая калитка. Заведя Ники на крыльцо её дома, он наблюдал, как она копошится в карманах в поисках ключа, а потом, позванивая брелком, щёлкнула замком в двери.

— Николь, — тихо обратился Нэйтен.

Девушка повернула к нему голову, удерживая ручку двери, готовая в любой момент зайти в дом. Ей хочется спрятаться в родных стенах и желательно побыстрее. Она наблюдает, как Нэйтен раскрыл маленький карманчик своей сумки и извлёк из него до боли знакомую побрякушку. Серебряная цепочка так же по-прежнему поблескивала от попадающего света фонаря, а жемчужина отливала розовым перламутром, только замочек был сломан.

— Я нашёл её, когда возмещал ущерб за разбитое окно. Это всё так же твоё, — он взял её руку и вложил кулон в раскрытую ладонь девушки.

Николь плотно сжала свою маленькую драгоценность, словно боялась, что она может снова в любой момент потеряться. Хочет сказать «спасибо», но слово застревает лишь в мыслях, не желая попадать даже на язык. Эту их общая усталость давит. А у неё и вовсе уже подкашиваются коленки, так что приходится удерживаться за ручку двери усерднее. Сколько энергии они отняли друг у друга? Возможно ли это вычислить в каких-либо измерения? Наверно, нет. Но зато это можно ощутить, словно только что начала трескаться кожа, оголяя все нервы.

— Я так больше не могу, — шепчет Николь. — Не могу, Нэйтен.

— О чём ты?

Она поднимает на него глаза.

— О нас, — повышает Тёрнер голос. — Неужели ты не видишь, как мы ломаем друг друга? Мы настолько не подходим друг другу, что у меня сводит зубы.

— Да почему, Николь? — он хочет прикоснуться к её плечу, но Тёрнер отдёргивается.

— Не надо.

— Николь, — Картер начинает глубоко дышать и сжимать челюсть, — давай поговорим нормально.

— Почему ты продолжаешь так упорно лезть в мою голову? Тебе мало того, что ты уже сделал со мной? Да я и сама хороша, — усмехается Николь над самой собой. — Бегаю зачем-то за тобой, пытаюсь помочь тому, кто сам себя загоняет в задницу. Это всё не для меня. Твоя жизнь не для меня, Нэйтен.

Николь открывает двери дома, желая зайти внутрь и отрезать образ Нэйтена, хлопнув ею, но он хватает её за руку, дёргая на себя и прижимая тело к двери.

— Тебя никто и не заставляет бегать! — выкрикнул Картер. — Я тебя просил? Нет. Тогда нахрен ты ебёшь мне мозги?! То ты отталкиваешь меня, то сама приходишь за мной. Чего тебе надо, Николь? Чего ты добиваешься?

— Не знаю! — как-то уж отчаянно выкрикивает Николь. — Я просто ненавижу тебя. Знаешь, что самое сложное? Это поддерживать ненависть, а я ей уже проелась полностью.

Николь прикусывает нижнюю губу, прикрывает глаза и опускает голову. Ей было сложно любить Нэйтена, но ещё сложнее оказалось его ненавидеть. Ненависть постепенно уничтожает, скручивает тело до судорог, а плакать нельзя. Слёз нет, они остались высушенными в грязном туалете клуба. Именно там, где она опустилась от любви. И тогда что же лучше? Что меньше приносит ущерба? Память — вот, что приносит ущерб. Всё, что остаётся в нашей памяти, не стереть ластиком. Жизненная киноплёнка прокрутит фрагменты на перемотке, окуная в самые бурные пики чувств. Тогда, когда нам грустно. Тогда, когда радостно. Тогда, когда мы лишились чего-то ценного или приобрели. И тогда, когда причини боль. Жгучую, выворачивающую наизнанку. И, как назло, именно эти моменты остаются самым ярким пятном на плёнке.

— Посмотри мне в глаза и ответь, за что ты меня ненавидишь? — требует Нэйтен, добиваясь её взгляда и, самое важное, это ответа на тот вопрос, который мучает его уже давно.

— За что? — Николь поднимает взгляд, и ей становится тошно — перед ней снова её Нэйтен, трахающий тело Сары, а потом Мэй, и сердце скрипит от старых ран и надрывается от нового крика. — За то, что ты Нэйтен Картер, ненавижу. За то, что ты появился в моей жизни, ненавижу. За то, что не отпускаешь меня, ненавижу. И за то, что уже однажды показал, каково это любить на самом деле, ненавижу.

Нэйтен замер и забыл моргать, от этого зрачок успел охладиться. Столько слов «ненавижу» за раз — это мощно, каждый раз, как новый удар по сердцу, словно чемпион по боксу тренировался с его органом, как с грушей. Он не хочет верить в правду. Пускай она будет сладкой ложью, тогда он проглотит её с жадностью, но глаза Ники пусты, и от этого мороз по коже.

— Николь, — он сжимает губы, с которых срывается болезненный стон. — Пожалуйста, — он тянет к ней руку — прикоснуться и погладить кожу щеки.