Взгляд незнакомки - Шеннон Дрейк Страница 66

— Кендалл, милая, что случилось?

— О, Брент! Я никогда не смогу выйти за тебя замуж! Мы никогда не будем вместе, как это положено из века в век. Мы никогда не станем супружеской парой перед Богом и людьми. Мне не было так больно, пока я не думала об этом, но теперь…

— Кендалл! Тсс-с… Дорогая, не надо так плакать и убиваться.

Нельзя сказать, что Брент не думал о женитьбе. При нормальных обстоятельствах и при тех отношениях, которые их теперь связывали, такой исход был бы совершенно естественным.

Он хотел сказать, что к концу войны Мура наверняка не будет в живых, но вовремя одернул себя. Понимал, что Кендалл очень остро воспримет его слова и будет переживать. Брент не верил, будто Кендалл боится, что Джон одолеет его в рукопашной схватке или что она станет оплакивать законного мужа.

Нет, все было намного серьезнее. В неприятии Кендалл убийства было что-то такое, чего Брент не понимал до конца, но готов был уважать.

— Кендалл… — Он погладил ее волосы со всей нежностью, на которую был способен. — Кендалл, война кончится, и ты получишь развод.

Она оцепенела в его руках и прошептала едва слышно:

— А что будет… если янки победят?

Это был тот самый вопрос, которого весной 1862 года южане боялись. Лишь немногие военные и штатские, обладавшие даром предвидения, — а они знали, что блокада становится все более удушающей, что Юг неспособен производить необходимое ему вооружение, — все чаще серьезно задумывались над происходящим.

Бренту захотелось крикнуть, что конфедераты не могут, не имеют права проиграть. День за днем он сам участвовал в сражениях, в которых гибли люди и лилась кровь. Статистика потерь стала угрожающей.

Но только сейчас Брент осознал, что просто не в состоянии признать как факт: все жертвы могут оказаться напрасными.

— Мы не проиграем войну, — тихо произнес он, но даже говоря эти слова, ощущал, как по его спине пробегает холодок прозрения.

— Я сказала: «Что, если…» — проговорила сквозь слезы Кендалл.

— Ничего, мы как-нибудь справимся. Ты ведь жила в Нью-Йорке и знаешь, что янки это тоже люди из плоти и крови. На Севере есть матери, которые будут оплакивать смерть своих сыновей-южан. Если мы проиграем, последует наказание. Все изменится — изменится безвозвратно. Но мы все равно будем иметь дело с людьми. У меня есть друзья и в северных портах, Кендалл, — в Вашингтоне, Балтиморе, Бостоне. Эти люди не превратились в чудовищ, хотя и разразилась война. Как бы ни окончилась эта драка, после нее ты обязательно получишь развод. Ну, пожалуйста, Кендалл, перестань плакать. — Брент помолчал. — Кендалл, мы же оба прекрасно знаем, что Трейвис поможет тебе в суде, если слово южного офицера не будет ничего значить.

Кендалл прикусила губу, молча кивнула и закрыла глаза. Но, охваченная каким-то лихорадочным беспокойством, снова открыла их:

— А что скажет твоя семья? Что будет с твоим домом?

— Мой дом сейчас — груда развалин, а моя семья полюбит тебя. не важно, был у тебя один муж или двадцать. Не обижай их, Кендалл. Они не станут тебя осуждать, а просто порадуются нашему счастью. Ну, как?

— О нет, Брент! Твой дом…

— Джексонвилл захвачен, — коротко отрезал Брент. Помолчал, потом добавил: — Большей частью его разрушили сами конфедераты, но боюсь, что Макклейны не пользуются особой любовью федералов. Но это всего-навсего дом. Сестра жива, я узнал, что отец и брат также живы. А дом… Дом можно отстроить заново. Я понял это, когда приехал к Рыжей Лисице и осознал, что такое настоящая потеря. Поверь мне, Кендалл, мы с тобой — просто счастливчики, а вокруг столько подлинных трагедий. Ты есть у меня, а я — у тебя; мы можем видеть друг друга в снах. Будут и у нас хорошие времена.

Он немного отстранился и посмотрел Кендалл в глаза. Она попыталась улыбнуться, но ничего не получилось. Тогда она снова уткнулась лицом в плечо Брента и дала волю слезам.

— Что теперь? — в изумлении спросил Брент, испытывая чувство, близкое к отчаянию.

— Ты уезжаешь, — продолжала рыдать Кендалл. — Утром ты уйдешь в море… а я так боюсь за тебя, Брент! Ужас сколько людей погибло и сколько еще погибнет…

— Я обещаю тебе остаться в живых, — внутренне смеясь над собой, поклялся Брент, поглаживая Кендалл по вздрагивающей спине. — Обещаю тебе, я не погибну, и ничего со мной не случится.

— Но так невыносимо, что тебе надо уходить…

На это Брент не смог найти ответа.

Он думал о том, что его Кендалл — настоящий боец; о том, что она с достоинством и честью перенесла все выпавшие на долю невзгоды и испытания. Он вспомнил рубцы на ее спине, подивился ее страданиям, а еще больше тому, что, несмотря на все испытания, эта изящная, хрупкая женщина высоко несла голову и расправляла после каждого удара судьбы свои тоненькие плечи.

Но сейчас Брент был счастлив, что Кендалл плакала. Он был счастлив, быть рядом с ней и хоть что-то сделать для нее — пусть даже просто подставить плечо, на котором она могла бы выплакаться. А что еще мог он предложить ей, кроме смутных обещаний?

— Брент!

— Что, любовь моя?

— Пообещай мне, что всю ночь будешь держать меня в своих объятиях и не отпустишь ни на секунду. — Он лег рядом с ней и крепко обнял.

— Обещаю, — прошептал он.

Это было единственное обещание, которое он мог выполнить.

* * *

Под утро к Кендалл вернулось самообладание. Они с Брентом неистово любили друг друга в эти предрассветные часы, а потом она своими ловкими пальцами помогла возлюбленному надеть мундир и перепоясаться золотым поясом. Кендалл молча ждала, пока Брент наденет перевязь и шпагу, и подала ему широкополую шляпу. Они замерли в долгом объятии, не замечая рассвета и наслаждаясь горечью прощального поцелуя.

Долгие проводы — лишние слезы. Кендалл решительно открыла дверь, взяла Брента под руку и направилась с ним к «Дженни-Лин».

Экипаж судна сердечно простился с Армстронгами и поселенцами, которые пришли проводить своих героев. Потом все мужчины обратились к Кендалл, хвастливо уверяя ее, что их «Дженни-Лин» — самое быстроходное в мире судно, которому не страшна никакая буря. Даже Ллойд поцеловал ее, после того как оторвался от своей молодой жены. Чарли Макферсон поцеловал ей обе руки, а потом краснел, поднимаясь по трапу на судно.

Наконец Кендалл ощутила на своей щеке губы Брента; рукой, затянутой в перчатку, он обнимал ее стан. Она так и не осмелилась взглянуть в лицо возлюбленному и молча смотрела на корабль.

Брент сжал ее руку, отпустил, четко, по-военному, повернулся и зашагал к трапу.

Кендалл никогда не забудет, как выглядел ее герой в миг расставания. В своей капитанской форме он одновременно был воплощением рыцарства и властности. Шляпа была красиво сдвинута на правую бровь, усы и борода аккуратно подстрижены. Плечи казались неестественно широкими. Форма не стесняла движений, но Брент выглядел в ней монументально.