Москва навсегда. О нелюбви и не только - Сергей Жарков Страница 65

– Юля, есть женщина… была…

– Так значит все-таки есть и была?! Зачем же ты мне лжешь? Ты всю жизнь мне лгал!

– Подожди! Я не…

– Замолчи! Я десять лет с тобой жила, верила тебе, а теперь оказывается, у тебя и была женщина, и сейчас есть! Как ты мог так лгать!

– Юля!

Но Багровская уже не слушала его.

– Зачем я только бросила Дениса! Ведь он любил меня! А ты, ты всю жизнь мне лгал, завел каких-то женщин! Ты думаешь, если я не могу родить!… Я из-за тебя не смогла родить! Если бы был Денис! Почему же я связалась с тобой? – в какие-то минуты Багровская разнесла его всего, а Андрей, чувствуя себя виноватым, сначала не знал, что сказать, а теперь и не знал, что делать…

– Я чувствовала, что не нужно бросать Дениса, всегда это чувствовала, а ты, как только стал директором, позаводил себе любовниц по всей стране, и теперь еще уходишь! Ну, давай, уходи! Видеть тебя не желаю!

– Да Юля!..

– Не нужны мне твои слова и оправдания! Ты уже все сказал! Что ты еще можешь сказать?

– Я ухожу…

Он ехал на такси по Киевскому шоссе во Внуково, откуда в два часа ночи улетал его самолет в Махачкалу, когда получил смс от Багровской: «Скинь мне телефон матери Дениса. Ее зовут Нина?». Он позвонил Юле.

– Я купила билет в Новосибирск и полечу на могилу к Денису.

– Юля, зачем? Ты точно хочешь этого? – спросил ее Крайнов.

– Да, – уже успокоенным, смирившимся голосом ответила Юля. – Завтра ведь у него три дня, я пойду к нему на могилу.

– Я позвоню…, – Крайнов хотел сказать «нашему другу», но, подумав, сказал иначе. – Другу Дениса, он тебя встретит.

Толмачево встретило Багровскую утренней сутолокой. Люди с сумками и чемоданами, улыбаясь, куда-то спешили, рассказывали что-то друг другу, были другие, не московские. Таксисты навязчиво теребили прилетевших, стремились силой утянуть в машины. Заметив растерянный взгляд Багровской, двое из них уже пытались завладеть ее худенькими руками, она еле отбилась от них. «Куда я попала? – думала она. – Что я здесь делаю? Зачем я здесь оказалась!». Три пестрые молодые цыганки во всю ширину хода, властно, по-хозяйски красивыми покатыми плечами и длинными пестрыми юбками раздвигали толмачевскую публику: мужичков в простых летних брюках, женщин с кричащими детьми, пожилых в полноту сибирских теток, сухих стариков, молодых плечистых улыбающихся парней беззавистно уступающих проход этим пестрым хозяйкам главного сибирского аэропорта. «Как я здесь оказалась…? – растерянно подумала Багровская.

– Юля? – ее мысли прервал средних лет и среднего роста мужчина с простым ясным взглядом и прической ежиком.

– Да, а вы…

– Евгений, друг Дениса. Андрей мне сказал, что вы приехали к Денису…

– Да, приехала, к нему…

– Поедемте, я возьму тетю Нину, Денисову мать, и отвезу вас на кладбище.

– Да, спасибо…

– Ой, доченька, нету больше с нами Дениса, нету моего любимого сыночка… – Они шли вместе, Багровская вела под руку Денисову мать, почти ослепшую, за год постаревшую и одрябшую. Она была в простом летнем стареньком платье, ее трясло от сдерживаемых рыданий, но заметно было, что ей как-то теплей стало от того, что рядом с ней оказалась Юля, женщина, Денисова женщина… Они прошли по старому кладбищу и подходили к свежим могилкам. Евгений с гвоздиками шел сзади.

Они уже подходили к ряду с могилой Столярова, когда оттуда, совершенно никого не замечая, в черном летнем платье вышла невысокая стройная молодая женщина. Она шла, как будто плыла по воздуху, не видя никого своими мутно-зелеными глазами, шла, как будто одна была во всем свете… Какая-то страшная мертвенная печаль была на ее лике. Багровская оглянулась. «Кто это?» – успела подумать она, глядя ей вслед, посмотрела на шедшего сзади Евгения.

– Я знаю ее, это одна девчонка из музыкалки, пианистка, не помню, как зовут… – сказал он Багровской.

Они подошли к Денисовой могиле. Деревянный двускатный крест, вкопанный в могильный холм, был обложен венками, увядшими трехдневной давности цветами, а под портретом Дениса, играющего на фоно, лежали четыре белые розы. «Она», – подумала Багровская, еще раз глянув вслед ушедшей молодой женщине в черном платье.

Тетя Нина, оперевшись на ограду, заплакала, Багровская, забыв об ушедшей женщине, подошла к ней, обняла…

– Вот он, наш Денис, здесь теперь, навсегда… На кого ж ты нас оставил, Денис! – Ой, доченька, на кого же он нас бросил? – причитала плачущая мать, и Юле, вспомнившей его смех во все лицо, его улыбающиеся карие глаза, жалко стало Дениса, его мать… себя… ушедшего от нее Андрея. Она глубоко, навзрыд заплакала вместе с денисовой мамой… Июньское сибирское солнце в минуты забежало за наплывшую с севера, с Оби на середину неба серую жирную тучу, и туча окатила их летним теплым дождем…

– Евгений, – еще плача, но, уже отирая слезы, обратилась к Щербицкому Юля. – Отвезите, пожалуйста, нас. Тетю Нину – домой, а меня в аэропорт.