Манящий запах жареной картошки - Ирина Степановская Страница 65

Попутчиков было четверо — тридцатилетние мужики, по-видимому, друзья детства, собрались старой компанией в горы, с трудом, как я поняла из разговора, оторвавшись от жен. Местный коньяк по-прежнему пользовался успехом, потому что, затарившись у первого же придорожного магазина, они начали отмечать свой холостяцкий отпуск прямо в дороге. Отмечали весело: пили, пели и умудрялись танцевать прямо на ходу, в кивающей в разные стороны маршрутке. При этом они не забывали вежливо спрашивать нас:

— Мы вам не мешаем?

Мы с Сережей вежливо отвечали, что нет.

Водитель из местных, занимавшийся извозом профессионально, видимо, привык уже ко всему, потому что сосредоточил все внимание на дороге, никак не реагируя на плясунов. Пригласили попраздновать и нас. Но мы были переполнены эмоциями и отказались. Впрочем, наблюдать за мужчинами оказалось забавно. Распив на троих две бутылки, они совершенно расслабились и заговорщицки стали нам объяснять, что отдыхать с семьей приятно и хорошо, но не тогда, когда едешь с друзьями кататься на горных лыжах.

— Но женам ведь тоже, наверное, хочется покататься! — робко попыталась я подать свой голос.

— Только не на Чегете! — заявил один, самый старший. — Пусть лучше дома сидят! Целее будут!

А второй, самый симпатичный из четверых, ухмыляясь, добавил:

— К тому же в Тулу со своим самоваром…

Я отвернулась к окну, чтобы не убить его с досады. Правда, Сережа, как мне показалось, не придал никакого значения его словам.

Приехали мы, когда уже стемнело, наша четверка устала и пригорюнилась, и среди темного леса и высоких гор лишь самый старший и неугомонный из них со страстью выводил: «А белый лебедь на пруду качает павшую звезду…» Мы вытащили свои вещи из груды рюкзаков, лыж и сноубордов и осмотрелись. Прямо над нами висели все те же огромные звезды. Ледник Донгуз-Аруна еще слабо отсвечивал, отражая лучи уходящего на ночь солнца. Все остальное было совершенно неузнаваемо. И если бы не хорошо знакомое моему глазу типовое здание турбазы, я ни за что не поверила бы, что это бессистемно застроенное ларьками, кафешками, маленькими гостиницами и частными домами пространство и есть та самая пустая и просторная Чегетская поляна.

А в самой гостинице оказалось все так же, как когда-то. Тот же огромный камин в холле, те же низенькие прямоугольные столики и кресла, отделенные перегородками, тот же запах коньяка и кофе, тот же кинозал и даже, как казалось, та же самая публика, только постаревшая на десяток лет. Бодрые сорокалетние бородачи из прежних времен в свитерах с высокими воротниками теперь, правда, были уже похожи на дедушек, а смазливые загорелые мордашки прежних девчонок, когда-то изящно державших вытянутыми пальцами «Мальборо» кишиневской фабрики, были теперь ухоженны, намазаны кремом, накрашены и запудрены, но возраст их все равно давал о себе знать.

«Интересно, можно ли все-таки дважды войти в одну реку?» — вот что пришло мне в голову, когда мы открыли дверь в свой номер. Я, конечно, не помнила ни этажа, ни номера, в котором мы жили тогда с Вадимом, но когда взглянула на обстановку, на темный лес за окном и задернула те же самые, как мне показалось, желтые шелковые шторы, мне захотелось плюхнуться на кровать и не двигаться с места, чтобы вот так, почти в состоянии комы, пережить те восемь дней, на которые мы сюда приехали.

Но конечно, это мне не удалось: Сережа был полон энергии и торопился как можно скорее подняться на знаменитый Чегет. Поэтому когда во время завтрака к нам за стол подсел мужчина лет сорока, я даже не очень-то успела его рассмотреть. Правда, и рассматривать было особенно нечего — обычное лицо, вполне равнодушный взгляд на меня, на Сережу, на еду, что подали нам на завтрак. Бросился в глаза его загар, но такой красно-коричневый оттенок кожи был у всех, кто провел на Чегете более пяти дней.

— Михаил, — спокойно представился он нам и стал намазывать хлеб маслом. Я назвала в ответ свое имя, Сережа — свое. Мы выпили кофе с молоком из граненых стаканов, надели ботинки, взяли лыжи и пошли к подъемнику. Очередь была небольшая. Четверка наших вчерашних попутчиков явилась в комбинезонах, но, глядя на помятые лица, было трудно поверить, что они сегодня будут кататься.

Пока Сережа брал билеты, я плотно застегнулась, подняла капюшон.

— Тепло же! — удивился Сережа. — Смотри, какое солнце! И снег подтаивает.

— Это здесь, — ответила я. — Наверху холодный ветер и минусовая температура.

— Откуда ты знаешь?

Я закусила губу:

— Догадываюсь.

— Посмотрим! — Он весело прошел за перегородку и остановился в ожидании кресла. Я надела лыжи и протопала за ним. Две девчонки в комбинезонах — мода на цвета переменилась, и теперь в фаворе были белый и металлик — громко засмеялись о чем-то за моей спиной. Я видела, как Сережа исподтишка бросил взгляд в их сторону.

— Поехали! — сказала я и плюхнулась на подошедшее сиденье.

— Поехали!

Я даже не сомневалась, что стоящие сзади девчонки вполне оценили Сережину ловкость и прекрасную фигуру. Мы стали подниматься, и вот опять передо мной возникла картина, которую я видела, когда была здесь с Вадимом: сначала снежные укатанные дороги между сосновых пролесков, потом бугристые поля, покато скрывающиеся за горизонтом, лыжники, поодиночке и группами выписывающие дуги на снегу, и над всем этим тишина, прерываемая только завываниями ветра. Потом вверху стал виден деревянный помост у последних опор и чуть правее в снегу — круглая стеклянная сакля под невысокой шапочкой крыши. Ненавистное кафе «Ай» оказалось на месте. А дальше уходила ввысь новая очередь подъемника. Макушку же Чегета с этого расстояния даже не было видно. Вокруг кафе по-прежнему стояли скамейки, на которых загорали туристы. Два сарая возле них были до крыш занесены снегом. Рядом курился дымок шашлыков, и девушки демонстрировали на солнце яркие купальники. Солнце и ветер, снег и пот — вот как охарактеризовала бы я теперь Сережин любимый вид спорта.

— Как здорово! Это тебе не Волен! — У него перехватило дыхание от новых впечатлений.

— Ты не боишься?

— Ничуть!

— Тогда поедем на самый верх?

На макушку вел все тот же бугель. Мне даже казалось, что мимо меня проезжают все те же отломанные с прежних времен деревянные палки сидений. Только мне было странно и приятно, что я уже не испытывала перед ними страха. С такой же легкостью, как и другие, я миновала деревянные воротца, обозначенные столбиками, легко попала в лыжню и схватилась за бугель. Оседлать его тоже не составило мне теперь никакого труда.

— Нет, на макушке неинтересно, слишком легко, — сказал мне Сережа, когда мы пару раз скатились оттуда. — Почти как в Москве. Поехали вниз?

— Поехали. Только первый раз — медленно.

И мы нырнули вниз сначала по неширокой снежной тропе, такой, что сверху не было видно, куда она ведет, а потом вырвались на простор. Впрочем, простор был все-таки относительный. На огромном пространстве снег был взметен в сплошные бугры. К ним надо было приспособиться. У Сережи это получилось сразу. Он заскользил по ним красиво и ровно. Я же, конечно, теперь не падала, как раньше, на каждом повороте, но все равно напоминала сама себе медведя, танцующего вприсядку попеременно то с правой, то с левой задней ноги. До «Ая» мы добрались мокрые от напряжения, усталые, но счастливые.