Соло для влюбленных. Певица - Татьяна Бочарова Страница 65

Сестричка умчалась, оставив в палате после себя сладковатый, немного приторный запах недорогих духов.

На тумбочке громко тикали часы. Артем протянул свободную руку, взял лежащий рядом с ними апельсин, задумчиво поглядел на него, положил на место. Перевел взгляд вверх, туда, где из прозрачного пакетика медленно, по каплям, перетекала в его кровь смерть.

Нехорошо, конечно, по отношению к докторше Инне Михайловне и беленькой Яне. Но в принципе он мог и не знать, что его организм дает на этот вполне безобидный препарат аллергический шок. Это могло произойти спонтанно, и врачу, назначившему лекарство, никакая ответственность не грозит.

Сам Артем, наверное, так бы на это и не решился, поэтому очень кстати медсестра Светлана растранжирила нужный препарат, который теперь заменили на другой. Тот, который самое большее через двадцать минут даст сильнейший отек легких. Артем это знает наверняка.

Жалко лишь Стешу. Ну да ладно, Костян – парень добрый, возьмет ее к себе. А не он, так Мила возьмет. Сережка уже взрослый, справится с собакой.

Хорошо, что закончится наконец эта лавочка. Мила была права – нельзя так жить, не жизнь это. Сон какой-то, сплошь кошмарный, и в прямом и в переносном смысле. Значит, надо проснуться, оборвать этот сон, ставший его жизнью. Оборвать жизнь, ставшую сном…

И все-таки он успел! Спас Ларису. Значит, не зря, нет, не зря были все его муки, длившиеся без малого тринадцать лет.

…Да, почти тринадцать лет. Как же давно все случилось! А ему кажется, что вчера. Будто и не было этих лет, наполненных тоской и болью. Ни снов с кошмарами, ни разговоров с собакой, ничего. И самого Артема Владимировича Королькова, солиста театра «Опера-Модерн», тоже не было.

Вместо него был веселый студент-первокурсник Второго мединститута Темка со смешным прозвищем Королек. Дали ему такое прозвище отчасти из-за фамилии, отчасти из-за прически: на его макушке всегда торчал несговорчивый, белобрысый хохолок, точно у птицы.

У Королька не было ни железных бицепсов, ни широкого разворота плеч, зато имелись очки минус три с половиной, тощая, длинная шея, долговязая фигура и законченное летом медучилище. Словом, сплошной смех, и только.

Однако никто и не думал смеяться над Корольком, напротив, в студенческой компании его очень ценили и всячески привечали. На это была веская причина: в узкой груди юного медика таился неожиданно густой, красивый и мощный голос. Темка лихо жарил на гитаре пять блатных аккордов, и под это нехитрое сопровождение мог три часа не переставая петь самые разнообразные песни на любой вкус от «Шумел камыш» до репертуара группы «Браво».

Гитаристу и певцу, как гармонисту в деревне, на студенческой пирушке почет особый. Без Артема не обходилось ни одно шумное сборище, ни один день рождения, ни один капустник.

Как-то незаметно так случилось, что она всегда оказывалась рядом с ним – высокая, худенькая девчонка из параллельной группы. У нее были большие грустные серые глаза и немодная, длинная светло-русая коса. Коса-то и нравилась Артему больше всего прочего.

Девочку звали Аня. Королек долго не решался заговорить с ней о чем-то, не связанном с учебой. Может быть, если бы она была веселей, кокетливей, как другие, более продвинутые однокурсницы, он вел бы себя раскованней. Но Аня отличалась редкой для современной девушки застенчивостью. Когда Артем глядел на нее в упор, она начинала пунцово краснеть, опускала глаза. Он тут же чувствовал, как у него самого уши становятся малиновыми, и плел какую-то ерунду про лабораторку по химии и про грядущий в недалеком времени зачет по биологии.

Артем созрел лишь к концу первого курса. Аня, как нельзя более кстати, подвернула ногу, не сильно, но все-таки ощутимо, и он напросился проводить ее до дому. По дороге оба расслабились, перестали стесняться друг друга. Опыт общения с противоположным полом к восемнадцати годам у Артема был весьма небогатым – позапрошлогодние поцелуи с соседкой по даче, загорелой, смешливой Танькой, бывшей на пару лет старше и чувствовавшей себя в их невинном романе первой скрипкой. Танька уже года полтора как вышла замуж, стала красивой вальяжной дамой, и Королек во время ставших редкими летних встреч с ней втайне жалел, что когда-то был недостаточно решительным. Танька хитренько щурилась, стреляла накрашенными глазами, Артем злился.

С Аней в тот день он впервые ощутил себя по-настоящему взрослым, мужественным, несмотря на неспортивный вид и очки. Она была такой доверчивой, такой трогательно-беспомощной, такой неискушенной в плане кокетства и флирта, что рядом с ней Артем сам себе казался просто суперкрутым.

Она пригласила его зайти, познакомила с дедом и бабушкой. Оказалось, что родителей у Ани нет. Он не разобрался толком, то ли они развелись и мать куда-то уехала на поиски личного счастья, то ли оба, и отец и мать, отвалили на Север на заработки. Сама Аня об этом подробно не распространялась, а переспрашивать Королек постеснялся.

Дед был еще нестарым мужиком, высоким, очень прямым и неулыбчивым. Артему он не понравился – слишком сухо и сурово встретил тот внучкиного провожатого, глядел с подозрением, точно опасаясь, не вор ли явился в дом.

Бабушка, напротив, была приветливая, многословная, даже болтливая. Она в мгновение ока собрала на стол и усадила Королька пить чай с ватрушками своего изготовления. Аня, за полчаса до этого по пути домой весело смеявшаяся, несмотря на боль в ноге, теперь сидела за столом тихая и смирная, опустив глаза в чашку.

В целом Артему понравилось у Ани, если не брать в расчет деда и отключиться от бабкиной болтовни. Он посидел часа два, вежливо поддерживая чайную беседу, и ушел, обещав назавтра навестить больную.

С тех пор он часто приезжал сюда. Дед постепенно привык, иногда даже улыбался, бабка неизменно пекла плюшки да ватрушки. Традиционно попив чаю, Артем и Аня уходили в ее крохотную, восьмиметровую комнатушку и там часами разговаривали. Обо всем на свете, о мезозойской эре, о биологе Станиславе Львовиче, у которого борода была с одной стороны длинней, чем с другой, о том, как правильно готовить тесто и настраивать гитару. Шоколадная от загара, беспутная, хитроглазая Танька вспоминалась все реже, а после и вовсе перестала вспоминаться.

К лету разговоры поутихли, и они уже самозабвенно целовались. Дед хмурился, бабушка тактично стучала, прежде чем зайти в комнату.

В августе курс отправлялся в трудовой лагерь. Стояли на вокзале огромной, пестрой, гудящей толпой. Артем, как всегда, с гитарой. Орали песни, девчонки визжали, в рюкзаках у ребят многозначительно позвякивали спрятанные там бутылки портвейна и водки. Потом всей оравой повалили в вагоны. Проводницы ругались, загораживали вход, пытаясь сдержать веселую, гогочущую студенческую орду.

Королек бережно прижал гитару к самому боку, другой рукой обхватил Аню, в первый раз распустившую свою косу, и полез за остальными. Они уже добрались до самых дверей, Артем даже ногу поднял, чтобы поставить ее на подножку. Как вдруг его словно что-то остановило.

Поглядел на Аню – ее лицо, обрамленное светлыми, пушистыми волосами, было строгим и загадочным, как у Моны Лизы. Она едва заметно кивнула. Слова были излишни, они понимали друг друга уже без слов.