Городской роман - Ольга Дремова Страница 65

– Ты? – брови Евы Юрьевны удивленно поползли вверх, и на лице, обычно невозмутимом и непроницаемом, появилось изумление.

– Я, – коротко кивнула Светлана, чувствуя, как волнение, державшее ее в своих цепких руках последние несколько дней, ослабевает. – Можно войти?

– Заходи, раз пришла, не гнать же мне тебя, – негромко хмыкнула Нестерова-старшая, отходя вглубь квартиры и освобождая проход.

Отыскав свободный крючок, Светлана с великим трудом втиснула свою куртку в освободившееся пространство на вешалке. Сняв сапоги и надев тапочки, она остановилась посреди захламленного коридора и вопросительно посмотрела на бывшую свекровь.

– Проходи в комнату, я погашу колонку и вернусь, – проговорила Ева Юрьевна.

Не глядя на Светлану, она развернулась и скрылась в дверях ванной, откуда доносился звук льющейся воды. Несмотря на видимые преимущества автоматической стирки перед ручной, Ева Юрьевна начисто отвергала мечту почти каждой домашней хозяйки, называя стиральные машины грезой лентяек и утверждая, что ничего, кроме застиранного дырявого белья, от них ждать не приходится.

Оспаривать ее мнение было делом бесполезным, потому что кипельно белые пододеяльники и простыни, лежащие аккуратными стопочками на полках массивного гардероба, были для нее доказательством куда более убедительным, чем слова рекламных роликов. И пусть на головах доисторических фарфоровых собачек, стоящих на комоде и серванте, лежал вековой слой пыли, а на покрытиях редчайших картин можно было выводить пальцем вензеля, но белье и посуда в доме старой леди содержались всегда в стерильной чистоте.

– Садись, в ногах правды нет, – проговорила она, прерывая размышления Светланы. Обойдя стол, она села напротив и молча посмотрела на Светлану.

– Наверное, мой визит покажется вам странным, – произнесла Светлана, вглядываясь в ставшее вновь непроницаемым лицо свекрови. – Причина, по которой я это сделала, настолько далека от вас, что догадаться о ней сложно, – начала она, с трудом подбирая слова.

– Ничего сложного в твоей причине нет, – отрезала Нестерова.

– Вот как?

– Я не думаю, что спустя четыре месяца после развода с моим сыном ты зашла поинтересоваться здоровьем бывшей свекрови. Честно скажем, тебя особо не занимал этот вопрос даже в те времена, когда ты была замужем за Толей, так о чем говорить теперь? – иронично усмехнулась она. – Непосредственно Анатолий тебя интересовать не может, альтруистическими заскоками ты не страдаешь, значит, остается одно: жизнь загнала тебя в угол, и выход из этого угла по какой-то неизвестной причине ты видишь здесь, у меня. Я права?

– Наверное, да, – проговорила Светлана. – Ева Юрьевна, я не могу объяснить, почему я пришла именно к вам, я даже не знаю, чего я хочу от этой встречи. Наверное, это звучит странно, но идти мне больше некуда.

Несколько секунд они провели в полнейшей тишине, только слышно было, как тикают старинные часы на комоде да капает из слабо закрученного крана на кухне вода. Светлана нервно сжимала пальцы, проводя по косточкам правой руки вверх и вниз, словно играя на музыкальном инструменте. Наконец, не выдержав гнетущего молчания, она отодвинула стул от стола и встала.

– Извините за беспокойство, – тихо проговорила она, – я не хотела вас стеснять. Я, пожалуй, пойду.

– Сядь, – слова старой леди прозвучали, словно выстрел, расколов тишину надвое, – ты не для того пришла, чтобы уйти ни с чем. Не стоит опережать события. Мне тоже нужно время, и ты должна это понять.

Светлана опустилась на прежнее место, а Ева Юрьевна подошла к окну и отдернула гардины.

– Мы никогда особенно не питали друг к другу теплых чувств, – негромко проговорила она, – не потому, что на это были какие-то конкретные основательные причины, вовсе нет, просто так сложилось, и этого не изменить, но так уж устроен человек, что со временем все плохое уходит в седину, а в памяти остается только хорошее, наверное, поэтому ты здесь.

– Наверное, – эхом отозвалась Светлана, вглядываясь в знакомые черты и будто видя их впервые.

Взяв в руки пепельницу и пачку сигарет, Ева Юрьевна вернулась к столу. Привычно чиркнув спичкой, она глубоко затянулась и, прикрывая глаза, с удовольствием выпустила струю остро пахнущего дыма.

– Как и каждой матери, мне хотелось для моего сына только самого лучшего, поэтому ни ты, ни кто-либо другой, посягнувший на мое место возле него, не мог меня устроить изначально, так что твоей вины в наших несложившихся отношениях почти нет. Моей мечтой было увидеть сына, утвердившегося в жизни, достигшего чего-то такого, до чего не смогла дотянуться я, – раздельно проговорила она, стряхивая пепел с сигареты.

Она смотрела в окно на искрящийся под солнышком снег, лежащий на подоконниках и перилах балконов соседнего дома, и слова, произносимые ею, звучали так, будто никого, кроме нее, в комнате не было.

– Заставляя жить Толю в придуманном мною мире, я требовала, чтобы этот мир стал единственно возможным и для него, не понимая, что сломать человека даже легче, чем согнуть, потому что гнется, не ломаясь, только тот, у кого есть сила в крови, характер, а у моего ребенка этого не было, и в том, что его жизнь не сложилась, виновата была я, только поняла я это слишком поздно, – сказала она, и впервые за долгие годы Светлана услышала, как голос свекрови дрогнул.