Змей из райского сада - Елена Ларина Страница 64

— Где он? — просипела я.

— В реанимации. В Первом меде. Владимир Петрович просил передать — там пропуск на твое имя.

— Спасибо, — крикнула я, бросила трубку, побежала, и наткнулась на побледневшего Мишутина.

— Кто? — страшно спросил Мишутин.

— Он, — не глядя на него ответила я. — Я должна уйти.

— Уходи, — кивнул головой Мишутин. — Раз должна.

Я пошла в спальню. Стала одеваться. Потом медленно села на кровать. До меня начинало доходить. Постепенно наваливалась тяжесть понимания. Разбился. Он там. Все плохо. Я здесь. Сижу на этой проклятой кровати. Я здесь. Он там. Поэтому все и плохо. Разбился вчера. Вчера… Когда я от него отказалась. Когда я сказала, что там у меня все. Там у меня не все до тех самых пор, пока я сама жива. И как у меня язык повернулся такое сказать…

Я быстро спустилась в холл. Мне нужно было забрать свои слова обратно. Я почему-то маниакально зацепилась за эту мысль. Ведь вначале было слово. Значит, со слов надо начинать.

— Андрей! — сказала я решительно, войдя на кухню. При виде меня он странно приподнял плечи, как будто боялся, что я буду бить его по голове. Мне стало его жалко. — Андрей! Ну пойми! Я больше так не могу! Нам надо расстаться. Я делаю тебя несчастным. Я, честное слово, совсем не хотела. Просто у меня там не все. И все никогда не будет! Прости меня! Прости! Но я ухожу совсем. Будь что будет! Не держи на меня зла!

— Ну что я могу сделать?! — вдруг воскликнул всегда флегматичный Мишутин и раскраснелся. — Ну да! Ну не похож я на твоего парня! Что же мне теперь — повеситься?

— Андрей…

— Иди! — голос его сорвался от переполнивших его эмоций. Он с яростью посмотрел в окно. — Не сидеть же тебе здесь со мной! Беги! Я ничего! Я в порядке!

— Андрей…

— Ну что Андрей? — он повернулся ко мне. — Что Андрей? Ладно… Извини. Я все понимаю. Я ждал этого всегда. Я знал, что однажды ты уйдешь. Что все это тебе не нужно. А что тебе нужно, я не знаю… Только, знаешь… Уходить не надо. Уйду я.

— Я не хочу вот так… — ответила я тихо. — Мне есть куда уйти. Сейчас сумку соберу и уеду.

— Нет. Все. Не надо. — Он замахал руками. — Послушай! На самом деле… Мне этот дом без тебя не нужен. Все здесь тобою сделано. Мастерская твоя… Что мне здесь делать самому? Нет. Я тебе его подарил. А подарков своих я обратно не забираю. Все. Поезжай. — Он помолчал. Успокоился. Крякнул. Тряхнул головой и сказал: — Как я завидую ему, этому твоему парню. Ей-богу, местами бы с ним поменялся…

— Не стоит, — сказала я. — Пусть у тебя все будет хорошо, Андрюш… Ты меня прости…

Проходя мимо, я благодарно взяла его за руку и коротко приложилась лбом к его мягкому плечу. В ответ он на секундочку сжал мои пальцы, неотрывно глядя в окно.

* * *

— Кузнецова, вы? — свирепо спросил меня из-под маски врач с лохматыми бровями.

— Нет, — отступила я на шаг.

— Вот зараза… Где ее черти носят, — качнул он головой и стремительно исчез в двери напротив.

Я добралась до реанимации с таким титаническим трудом, как будто бы пыталась прокрасться в Кремль. Но мне была необходима определенность. Вчера он был жив — такой ответ меня не устраивал. Тетка из бюро пропусков захлопнула крашеное фанерное окошко, вышла из своей каморки и стала закрывать дверь на ключ. Я взмолилась:

— Только посмотрите, всего секундочка — Всеволод Невелев… Где он? Невелев Всеволод… — Я быстро моргала, и глаза отсчитывали секунды ожидания. Она с крайне недовольным видом вернулась обратно.

— А как ваша фамилия? — вдруг подозрительно спросила она, удерживая палец на заветном месте.

— Королева…

— На вас пропуска нет, — категорично сказала она.

— Но мне позвонили и сказали, что должен быть.

— На вашу фамилию нет.

— Посмотрите на Мишутину.

— Вы что, своей фамилии точно не знаете?

— А где он лежит, хоть скажите?

— Реанимация при хирургии. Второй этаж. Состояние тяжелое. — И, высунувшись в окошко, крикнула мне вслед: — Без пропуска не пустят. Можете не пытаться!

«Можете не пытаться», — сказала я тоже. Это не про меня. До реанимации я добралась. Проникла. Сунула деньги молоденькой медсестре.

Коридор был пуст. Дежурной на посту не было. Я на цыпочках подошла к той двери, в которой исчез единственный человек, кого я здесь успела встретить. На потолке висели какие-то космические устройства. Кругом стояла устрашающая аппаратура. Я подошла к следующей двери. Это уже больше походило на палату.

В палате стояли двое мужчин в белых халатах. Один из них был тот, которого я уже здесь видела. Они заслоняли своими спинами кровать. Из-за них мне не было видно того, кого я так боялась увидеть. В глубине палаты возилась с разноцветными проводами медсестричка в маске. И тут один из них переступил с ноги на ногу и передвинулся чуть левее. Я увидела лежащую поверх одеяла руку.

Я узнала бы эту руку из тысячи других, даже если бы ослепла.

Я судорожно вдохнула.

Ко мне обернулись. Зашикали и вытолкали прочь из палаты. Первой кинулась сестричка. За ней стеной надвигались мужчины. Я не сразу узнала второго. Владимир Портной в белом халате казался совсем другим. Или выражение его лица в обличье врача поменяло смысл… Тут оно было более оправдано, что ли. Ему бы хирургом быть… Резать по-живому он мастак.

— Как вы сюда попали! — тихо воскликнула сестра. — Сюда нельзя!

— Мне сказали, что на меня есть пропуск! — с напором сказала я Портному.

— Должен быть! Проверьте! — уверенно кивнул он головой сестре. А потом покосившись на меня и скривившись, он вышел в коридор. Выпихнули и меня.

— Сейчас нельзя, — строго проговорила сестра, профессионально не видя во мне человека и не реагируя на мой полный мольбы взгляд.

— А когда… — начала было я.

Но она мгновенно меня перебила.

— Я вас позову, — и скрылась в палате.

Я обернулась. Портной стоял в коридоре и, судя по всему, ждал меня.

— Как он? — спросила я с трепетом, забыв в этот момент о всех своих обидах и о том, что в свое время я ненавидела Портного запредельно. Все куда-то ушло. Ценности переоценились. Ненависть оказалась пустой и ненужной, как фантик от съеденной конфеты.

— Состояние тяжелое, — обиженным тоном ответил Портной, — сильное сотрясение мозга, перелом бедра. Компрессионный перелом позвоночника под вопросом, — он сделал на этом ударение. — Ветер, понимаешь. Порыв ветра. Лыжи повело наверх. Он потерял ощущение полета и рухнул вниз.

— Он выживет? — спросила я онемевшими губами.

— Я не Господь Бог, — неприязненно сказал Портной. — Но травм несовместимых с жизнью нет. Бывает и похуже, а выживают. А вот что будет потом, зависит только от характера.