Самая долгая ночь - Андрия Уильямс Страница 64

– Да, может, и так, – согласилась Нэт.

– Ладно. Я приеду к тебе в декабре, – вздохнула мать. Воцарилось молчание, нарушаемое лишь статическими помехами. – Заботься о своем здоровье и будь хорошей девочкой, Нэт.

Будь хорошей девочкой, Нэт. Сколько она себя помнит, мама всю жизнь так прощалась. Нэт казалось, что она всегда была хорошей девочкой, по крайней мере достаточно хорошей. Те времена, когда все в семье считали ее паинькой, она помнит смутно, как в тумане. Тогда Нэт еще ходила в памперсах и была любимой крошкой, которую папа любил брать на руки и подбрасывать к потолку. Маленькая девочка терпеливо сидела рядом с мамой, пока та завивала волосы горячими щипцами. Братья были на двенадцать и тринадцать лет старше – живые пацаны с загорелой кожей, острыми локтями и коленками. Они называли ее принцессой и просили поцеловать на глазах у своих подружек, как будто эти поцелуи были залогом будущего счастья.

Лет в одиннадцать-двенадцать отношение к ней в семье изменилось, на нее начали смотреть с подозрением. Возможно, эта холодность всегда присутствовала, просто она ее не замечала. А может, родные и в самом деле вдруг увидели в ней совершенно чужого человека, занявшего место их маленькой наивной девочки, которая таинственным образом исчезла.

К тому времени как Нэт перешла в старшую школу, дом опустел. Братья обзавелись собственными семьями и съехали. Мама увлеклась разнообразными благотворительными организациями и клубами, отнимавшими уйму времени. Отец полностью погрузился в бизнес, Благотворительный орден лосей и церковные дела. Церковь Святого Игнатия – или Игги, как прозвали ее прихожане, – была светлой и причудливой, как кафе-мороженое.

Незадолго до начала учебы (это был предпоследний, одиннадцатый класс) ее соседка Мередит Петтерсон организовала в своем доме вечеринку у бассейна. Петтерсоны были очень зажиточной семьей. Они тоже посещали церковную службу в Игги, а блондинка Мередит считалась местной куколкой. С распущенными волосами до плеч, в коротеньких носочках и приталенном кардигане Мередит выглядела соблазнительно, но пристойно. Дом Петтерсонов располагался на вершине крутого холма. В бассейне, окруженном дубами, плескалась бирюзовая вода, рядом потрескивали бамбуковые факелы. Петтерсоны продумали все до мелочей. Шведский стол изобиловал едой и напитками, вплоть до холодных креветок, различных коктейльных соусов и слегка влажного птифура ^[53] на большом овальном блюде. Будучи идеальными родителями, Петтерсоны все организовали, заплатили и незаметно исчезли.

Нэт плавала в бассейне вместе с близнецами Хайди и Эдом, с которыми дружила с самого детства, наслаждалась приятным прохладным воздухом и лакомилась креветками. Бросив взгляд на противоположную сторону бассейна, девушка заметила в свете факелов молодого священника. Пастор Тим, сняв рубашку, сидел за столом в окружении нескольких старшеклассников и что-то вещал публике. Если не принимать во внимание голый торс, ничего необычного. Пастору не было и тридцати. Он был из тех миссионеров, которые исполняли религиозные гимны, аккомпанируя себе на гитаре. Пастор Тим пел фальцетом – чисто, но излишне эмоционально. А еще Бог наградил его мощной грудной клеткой, и сейчас все вокруг это видели.

Нэт довелось лицезреть голый торс Тима чуть раньше других. С тех пор прошло несколько недель, но она до сих пор не могла прийти в себя. Казалось, что все это случилось не с ней. Ни для кого не было секретом, что пастор Тим много времени проводит в обществе молоденьких прихожанок, надеясь найти среди них свою будущую миссис.

– Он совершает благое дело для церкви, – однажды прошептала ей на ухо Дорис. – Поэтому его, как священника, освободили от воинской повинности.

Большинство родителей смотрели на Тима не то что без осуждения, а даже с тайной надеждой, что выбор падет именно на их дочь. При этом они совсем не горели желанием знать, что его испытательные заезды слишком затянулись.

Нэт оказалась в числе ранних соискательниц на место жены священника. Это обстоятельство льстило ее самолюбию, но в то же время и нервировало. Она съездила с пастором Тимом на роллердром, в итальянский ресторан и кинотеатр под открытым небом для автомобилистов. На протяжении всех трех свиданий он держал ее ладонь в своей. Рука была потной, мягкой и гладкой, как попа младенца. После кинотеатра пастор повез ее на пляж, утверждая, что хочет показать звездное небо. Он ткнул пальцем в сторону Большой Медведицы, потом в созвездие Ориона и снял с себя рубашку.

– Я хочу увидеть твои созвездия, – с придыханием поведал пастор.

Нэт оторопела. Ее охватила нелепая паника. Она догадалась, что речь идет о сосках на груди, но краешком подсознания надеялась: может, он все-таки имеет в виду родимые пятна? Он управился за пять минут. Нэт пошла на это добровольно, даже принимала активное участие, поэтому винить было некого. В какой-то момент она даже испытала приятное волнение, но позже пришло осознание мерзости произошедшего. В мозгу промелькнула странная мысль: она повела себя как хороший солдат – мама осталась бы довольна, ведь отвергнуть, а значит, обидеть мужчину, было бы еще более ужасно. Даже в момент соития Нэт не допускала мысли, что может стать женой священника. Когда же все закончилось, она ощутила такое отвращение, что стало ясно – она больше не сможет с ним встречаться. Девушка сняла носки. Один вместо прокладки сунула в трусики, другой положила в брюки между ног. Из-за этого впереди образовалась выпуклость, и она всю дорогу домой пыталась застегнуть молнию. Нэт перестала отвечать на звонки Тима. Дорис сначала беспокоилась по этому поводу, но не прошло и двух недель, как священник принялся ухаживать за Мередит Петтерсон.

И вот теперь пастор Тим и Мередит шли рука об руку вдоль бассейна. Шорты священника украшали большие алые китайские розы. На плечи Мередит был накинут махровый халат, в котором она выглядела как настоящая матрона. Они, судя по всему, уже считали себя первой парой Игги.

У Нэт скрутило живот. Она приказала себе выбросить из головы эту парочку. Пастор Тим встретился с ней взглядом. Нэт отвернулась. Она не считала, что он ее предал. Все, что случилось, было слишком абсурдно и глупо, чтобы дать этому хоть какое-то определение. Нэт показалось, что после случившегося на пляже у нее открылся какой-то дар ясновидения, что ли. Теперь она видела людей насквозь. Остальные продолжали ходить в церковь, советоваться с пастором как с умным человеком, позволяли ему влиять на их жизнь, но Нэт, получив прививку, оставалась безучастной.

– У пастора Тима есть красненькие, – сообщила Хайди.

Нэт посмотрела на девушку. Что за чушь?

– Какие такие красненькие? – переспросила она, полагая, что речь идет о глупых цветах на шортах.

– Таблетки, – прошептала Хайди.

Она наморщила носик, словно пытаясь совместить в своей голове мягкую праведную вкрадчивость пастора со смелыми противоправными действиями.