Когда сбываются мечты - Барбара Делински Страница 64

— Бедная девочка, должно быть, совсем упала духом. Она, наверное, считает, что мать не любит ее. Мать когда-нибудь беспокоило это?

— Уверена, — нахмурилась я. — По крайней мере, мне так кажется. Ее поколению порой нелегко выражать некоторые чувства.

— Ее поколение — мое поколение. И я всегда выражаю именно то, что хочу выразить.

— Ну а моя мать нет. Не умеет или не хочет.

— Так первое или второе?

— Не знаю. Но я точно знаю, что она любит меня. И могла бы не говорить мне ни слова об этом, не сжимать моей руки, не обнимать меня. Любовь написана у нее на лице.

— А Кикит и Джонни замечают любовь на вашем лице?

— Да, но это не особенно и важно. Я постоянно говорю им о своей любви, обнимаю их. Я не хочу, чтобы они сомневались в моих чувствах. Здесь я очень отличаюсь от своей матери, если вы об этом хотели спросить. Мои дети знают, что я их люблю. Спросите их самих. Они вам скажут.

— Итак, ваша мать работала по многу часов в день. Вас это обижало?

— Я понимала ее. Я знала, что у нее нет выбора.

— Но вас это обижало?

Я не хотела обижаться на нее. Конни так старалась обеспечить нам достойную жизнь, что с моей стороны было бы черной неблагодарностью критиковать ее. И все же я порой очень пугалась некоторых вещей, которые случались в моей жизни, — ссор с другими девочками, денежных проблем, менструации, — и хотела свернуться калачиком у нее на коленях, приласкаться к ней. Но матери просто не оказывалось рядом.

— Иногда. Я чувствовала себя очень одинокой.

— Вас не беспокоит, что ваши дети могут чувствовать то же самое?

— Нет. С ними все иначе. Во-первых, меня воспитывала только мать. Когда она уходила на работу, мы с сестрой оставались одни. Во-вторых, ничем не занимались после школы. В-третьих, мы не могли ей позвонить.

— Почему?

— Босс запрещал ей пользоваться телефоном в личных целях. А мои дети звонят мне в любое время. Я сама прошу их об этом. Еще они очень любили приходить ко мне на работу во время школьных каникул.

— Они не мешали вам?

— Нет.

Дин Дженовиц скептически улыбнулся.

— А вам никогда, даже в период их младенчества, не хотелось отдать их обратно?

— Отдать обратно?

Он продолжал улыбаться.

— Есть такое выражение. Вы понимаете, что я имею в виду. Когда вы понимаете, что сыты по горло всеми спорами и ссорами…

— Да, конечно, мне знакомы такие моменты…

— Терпение. Сколько баллов вы себе дадите?

— По отношению к детям? Девять с половиной.

— Удивительно, что вы никогда не мечтали о карьере преподавателя, с таким-то терпением.

Я вызывающе улыбнулась ему в ответ.

— То, что я терпелива по отношению к своим собственным детям, вовсе не значит, что я буду так же терпелива и к чужим.

— Вы всегда хотели именно двоих детей?

— Да.

— Почему?

— Идеальное количество. Каждому можно уделить достаточно внимания и любви. К тому же на детей тратится много денег. Мы даже и не представляли раньше, что начнем столько зарабатывать.

— Именно поэтому вы и тянули время? — Когда я нахмурилась, он пояснил: — Вы ведь были уже далеко не юной, когда родился первый ребенок.

— Мне исполнилось тридцать один. Это еще не старость.

— Да, но вы поженились в двадцать пять. Вы сказали, что ради этого уволились с работы и стали внештатным сотрудником. Столько свободного времени! Почему бы не родить ребенка?

Я не понимала, к чему он клонит, но разговор мне не нравился. Я осторожно ответила:

— Я хотела, чтобы мы с Дэнисом какое-то время пожили друг для друга.

— Он согласился?

— Конечно. Он тогда старался построить свой бизнес.

— Но Дэнис был постоянно занят, и вы не могли часто видеться.

— Нам хватало. Но какое это имеет отношение ко мне, как к матери моих детей, доктор Дженовиц?

— Это очень тесно связано с вашим отношением к материнству.

— Каким образом? — спросила я.

— Некоторые женщины хотят детей, но потом, забеременев, начинают жалеть об этом.

— Я не принадлежу к этой категории.

— Тогда как вы объясните мне свой аборт?

«Аборт!» — про себя повторила я. «Какой аборт?» — хотела я спросить.

Но я знала, о чем идет речь. Можно глубоко похоронить это воспоминание под толстыми пластами дальнейшего семейного счастья, но ни одна женщина, пережившая аборт, не сможет вычеркнуть его из своей памяти навсегда. Она может делать вид, что ничего не произошло, может хранить эту тайну от матери, сестры, от ближайших подруг, но никогда не выкинет ее из своей души.

Я понимала это. Единственное, чего я не понимала, зачем мой муж, после стольких лет молчания, снова поднял эту тему.