Родовое проклятье - Анастасия Туманова Страница 64

– Здравствуйте, – нетерпеливо сказал Черменский. – Актриса Софья Николаевна Грешнева здесь проживает?

– Володя, ты меня не узнаешь? – не ответив ему, спросила женщина. Черменский молча, изумленно всмотрелся в ее изможденное лицо. Потом его губы дрогнули, и он недоверчиво спросил:

– Маша?.. Как?.. Ты?..

– Ну, слава богу, узнал все-таки, – слабо улыбнувшись, сказала она. – Я тебя в комнаты не приглашаю, там не прибрано. Давай на дворе постоим, я хоть подышу. Три дня не выходила, голова кружится…

– Что с тобой? – испуганно спросил Владимир, машинально шагая назад и давая Мерцаловой пройти. – Отчего ты… такая? Ты больна?

– Родила недавно, – без смущения, равнодушно сказала Мерцалова, глядя через плечо Владимира на садящееся за Волгу красное солнце. – Ох, хорошо на улице, свежо как… Двух месяцев до срока не доносила, умер он. Даже окрестить не успели. – Она вдруг странно улыбнулась, по-прежнему не глядя на Черменского. – Это меня бог наказал… Или, наоборот, помог. Опять я вольная птица. Вот только осталось в себя прийти немного.

– Как же ты… родила? – глупо спросил Владимир, безуспешно пытаясь поймать ее ускользающий взгляд. – Кто же отец? И где он?

– Не знаешь, как рожают? – Мерцалова, казалось, не услышала последних вопросов, хотя в углу ее губ Владимиру почудилась усмешка. – Как другие, так и я. Вот, сижу, письма из Тулы жду, там, кажется, ангажемент может быть.

– Но почему ты здесь?!

– Неисповедимы пути комедиантские… – с той же странной улыбкой сказала Мерцалова. – Я тут, в Ярославле, почти весь сезон отыграла. Если бы не ребенок, и с труппой бы уехала.

– А где Софья Николаевна? Вы знакомы, живете вместе?

Мерцалова вдруг порывисто повернулась к нему. В черных, сузившихся глазах мелькнула хорошо знакомая Владимиру яростная искра.

– Да уехала, уехала твоя Софья Николаевна! – с нескрываемым презрением сказала она. – Еще месяц назад с каким-то купцом в Москву укатила. Ты бы, голубь мой, еще бы годик-другой подождал с визитом…

– С… купцом? – Владимир неловко провел рукой по лбу. Для чего-то спросил: – С каким же?

– Я у него документов не смотрела, – отрезала Мерцалова. – Мне и дела никакого не было. Он подкатил, Соня твоя села к нему в коляску – и уехала.

– Но… как же так? Я же столько писал ей… Просил подождать… – Владимир сел прямо на немытые доски крыльца, добела стиснул рукой перекладину. – У меня умер отец, навалилось столько дел по имению, по наследству… Как только смог вырваться, сразу помчался…

– А ей-то что до того? – пожала плечами Мерцалова. – Разве ты не знаешь, какой она тут сразу примой стала? Почти все главные роли переиграла, с Режан-Стремлиновой прямо судороги делались… А девочке восемнадцати нет! Приехал купец московский, деньгами помахал, бриллиантами посыпал, как курочке, цып-цып – она и кинулась… Обычное дело. Уж кто-кто, а ты знать должен.

– Маша, замолчи, – тяжело сказал Владимир, глядя себе под ноги в черную сырую землю. – Так… Так не может быть. Ты могла не знать всего, ты могла не так понять… Не знаю, рассказывала ли она тебе что-нибудь, но… Это ошибка, недоразумение, чья-нибудь грязная интрига, но… Господи, Софья…

– Да что тут понимать?! – с сердцем, зло бросила Мерцалова. – Искали золота в навозе… Да ты не мучайся, друг сердечный. Другую найдешь. При твоих-то доходах теперешних… Батюшка-то много ли оставил? Или другие наследники имеются?

Владимир не ответил ей. Некоторое время он сидел неподвижно, сгорбившись и о чем-то сосредоточенно думая. Затем быстро вскочил, вытащил из портмоне несколько сотенных билетов, не глядя, положил на доски крыльца и, бросив Мерцаловой: «Прощай…», пошел к калитке.

Мерцалова молча проводила его глазами, в которых стояли тяжелые, недвижные слезы. Она дождалась, пока Черменский запрыгнет в пролетку, пока извозчик басом крикнет: «Тр-рогай, мертвая!», пока скрипнут рессоры и зачмокает под копытами еще влажная дорожная земля, – и вдруг птицей метнулась через двор к калитке, вылетела на улицу, истошно, по-бабьи заголосила вслед:

– Володя!!! Господи-и-и!!!

Но пролетка уже скрылась за углом: только качались сплошь фиолетовые от пахучих соцветий ветви сирени, перевешивающиеся через заборы. Мерцалова дико оглянулась по сторонам, словно ожидая от кого-то помощи, – но переулок был пуст, только посреди дороги лениво чесался рыжий лохматый пес. Покосившись на Мерцалову, он не спеша поднялся, лениво брехнул и потрусил вдоль забора. Женщина закрыла лицо руками и, шатаясь как пьяная, медленно побрела к распахнутой калитке.

– …Куда ехать теперь думаете, Владимир Дмитрич? – решился спросить Северьян, когда извозчик остановился на привокзальной площади. Черменский, за всю дорогу не промолвивший ни слова, медленно обернулся к нему:

– Едем в Москву. Ступай, бери билеты.

Сказано это было спокойно и твердо, но, глядя в серые, ставшие холодными, как наледь на мостовой, глаза своего друга, Северьян больше не задал ни одного вопроса и молча побежал в сторону кассы.