Игра в обольщение - Дженнифер Эшли Страница 64

Он ополоснулся, мыльная пена побежала по ногам, потом смыл пену с рук и плеснул водой в лицо.

Кэмерон выбрался из ванны и насухо вытерся другим полотенцем. Эйнсли смотрела, как он направляется к ней, высокий, широкоплечий, с потемневшими от воды волосами. Его руки, плечи, шею и лицо покрывал густой загар, как, впрочем, и нижнюю часть ног. Лишь выделялась слабой белизной та часть тела, которую обычно прикрывал килт.

Эйнсли подумала: сейчас Кэмерон возьмет ее на руки и займется с ней любовью на стуле или на софе, а может, на полу перед камином. Но он отбросил полотенце и прижал ее к матрацу.

— Я едва не потерял тебя, — хрипло шептал он, целуя ее. — Я не хочу терять тебя. Никогда.

У Эйнсли глухо забилось сердце. «Она надоест ему через полгода», — припомнился ей шепоток, который нередко долетал до ее ушей в Париже, потом в Монте-Карло, но похоже, она не надоела Кэмерону. Он покрывал легкими поцелуями ее подбородок и шею, потом опустился к груди. Горячая плоть проникла в ее лоно, и Эйнсли испытала ни с чем несравнимое блаженство.

Он замер, встретившись с ней взглядом. В его глазах она увидела желание, боль и много-много одиночества. А еще страх. Властный и опасный Кэмерон Макензи боялся. И от этого у нее возникло острое желание: вобрать его в себя, дать ему особую радость и… защитить. Защитить от тех страхов, что — она чувствовала это — продолжали терзать его.

Теплое, крепкое тело Кэмерона исходило любовью, и она посылала ему ответные знаки своей любви.

И когда наконец, их тела слились, высокая волна мучительного, сладостного наслаждения накрыла ее с головой. И она не смогла сдержать громкого крика радости и восторга.

— Моя Эйнсли… — шептал Кэмерон. — Я не могу потерять тебя. Никогда. Никогда… — Он подтверждал свои слова движением своего тела, и она отвечала его требовательной настойчивости. Кэмерон больше не мог сдерживаться. — Моя прекрасная Эйнсли, моя жена…

Их тела слились в последнем, ярком, пламенном единении.

А потом они рухнули в широкие уютные объятия супружеской постели.

Кэмерон гладил нежную, покрытую испариной кожу своей жены, припоминая тот страшный момент, когда едва не потерял ее. Мир для него рухнул, когда он увидел, как жеребец повернул свое мощное тело в сторону Эйнсли, и она оказалась зажатой в угол. Кэмерон понимал, что не успеет спасти ее. Прямо на его глазах могла бы погибнуть женщина, которую он любит. И все из-за него, из-за того, что ему, Кэмерону Маккензи, очень уж хотелось заполучить эту лошадь. Эйнсли спасла только быстрая реакция Анджело, и теперь Кэмерон обязан ему по гроб жизни.

Кэмерон кричал на лорда Пирсона, но прекрасно понимал: это его вина. Если бы он не согласился принять обратно Жасмин, Эйнсли никогда бы не оказалась в той страшной ситуации, когда лошадиная туша неслась к ней, грозя смертью.

Кэмерон прикрыл Эйнсли одеялом, чувствуя, как дрожат его руки. Она сонно улыбнулась. Только из-за своей глупости он едва не лишился навсегда этой улыбки.

Когда Пирсон крикнул, что заберет и Жасмин, и жеребца, решение пришло мгновенно: пусть он увозит своих проклятых лошадей — Эйнсли намного ему дороже, и так будет всегда.

По лицу Эйнсли бродила легкая улыбка, хотя глаза ее оставались закрыты. Кэмерон чувствовал, как расслабилось его тело, усталое после любви и пережитых волнений. Веки отяжелели, успокаивающая пелена сна опускалась на него, он был готов погрузиться в забытье, но…

Он вдруг вспомнил — и паника охватила его. Кэмерон тихонько привстал на кровати, собираясь покинуть супружеское ложе, но Эйнсли тут же открыла глаза.

— Нет, — в тревоге сказала она, схватив его за руку, — еще нет.

— Я должен идти, дорогая, — поцеловал ее в лоб Кэмерон. — Не хочу причинить тебе боль. — Он не был уверен, что может доверять себе, своим рефлексам даже с Эйнсли.

— Пожалуйста, не уходи, — еще крепче сжала его руку Эйнсли. — Мне все еще страшно. Побудь со мной. Ну хотя бы пока я не усну. Пожалуйста.

Кэмерон понимал, что это не притворство. Тогда, днем, Эйнсли могла говорить, что с ней все в порядке, что все хорошо, что Анджело подоспел вовремя, но Кэмерон видел, случившееся насмерть перепугало ее.

И теперь она просила у него поддержки. По позвоночнику Кэмерона прокатилась холодная волна ужаса — он боялся себя, но хорошо понимал, что не сможет оставить ее и уйти, только не сейчас. Теперь, когда ему приходилось выбирать между ее душевным спокойствием и его собственным, он выбрал первое.

Ни слова не говоря, Кэмерон снова опустился на постель.

Он почувствовал, что Эйнсли успокоилась и, доверившись ему, закрыла глаза.

Кэмерон ждал. Потрескивали дрова в камине, за окном стало темно. Эйнсли уснула в его объятиях, ее дыхание было ровным и спокойным.

Теперь он мог уйти. Тихо подняться с кровати, на цыпочках подойти к двери и уйти в привычную безопасность своей комнаты.

Кэмерон не шевелился. Тишина, установившаяся в комнате, действовала успокаивающе, как, впрочем, и легкое потрескивание дров в камине, и посвистывающий под крышей ветер. В тепле и уюте этого гнездышка, рядом с Эйнсли, он обретал уверенность в себе, страшное его прошлое отступало. Тишина — вот что ему нужно. Тишина и Эйнсли.

Комната все больше погружалась в темноту, и Кэмерон ощущал, как оставляет его обычная напряженность. Он уже не чувствовал ничего — только тепло Эйнсли, ее присутствие, ее запах. А потом наступило забытье.

От солнечного света Эйнсли открыла глаза и обнаружила, что лежит лицом к лицу со своим мужем. Его глаза закрыты, волосы взъерошены, одеяло отброшено в сторону. Из полуоткрытого рта доносился легкий храп.

Лорд Кэмерон Маккензи спал с ней вместе.