Шарлотта Джейн Остин - Джулия Баррет Страница 63

Денхэм слушал его молча.

— Вы должны понимать, сэр, что этим беднягам, которые занимаются контрабандой, не перепадает ничего. Вместо этого на них наживаются работодатели, не рискуя ничем и платя им жалкие гроши. Кровавое, безжалостное занятие, и оно ни в коей мере не напоминает тот поход за свободой, о котором вы говорите. Во всяком случае, это не служение обществу. — Он с горечью заключил: — Иллюзии, подобные вашей, боюсь, когда-нибудь погубят нашу Англию!

Но, даже оставшись при своем мнении, честный доктор, испытывая сострадание к моряку, которому он оказал помощь, соблюдал конфиденциальность. Он не рассказал никому об их ночном визите. На его несчастье, к нему обратились таможенники, которые преследовали человека, ускользнувшего от них несколько дней назад. Когда они начали допрашивать мистера Портера, он обнаружил, что не может солгать.

Так началась цепочка катастрофических событий. Через некоторое время стали известны новые подробности. В ту же самую лунную ночь береговая охрана, пытаясь перехватить тендер, который приближался к берегу, высадила на его борт команду, и тут обнаружилось, что ее поджидают вооруженные головорезы. То, что последовало за этим, можно назвать одним словом — скандал. Вскоре пошли слухи о том, что кое-кто из находящихся на службе у Его Величества стражников был жестоко избит этими «честными ворами свободной торговли», которые всего лишь защищали свои запасы «ценного чая, табака, шелков и кружев».

Эта отвратительная история с нанесением увечья нарушила покой всей округи — сдержанное молчание, длившееся десятилетиями ко всеобщей выгоде. Получая вознаграждение за сотрудничество с ними, департамент финансов традиционно не обращал внимания на случаи тайной деятельности некоторых наиболее предприимчивых своих соотечественников.

Неожиданные провокации амбициозных приезжих сподвигли официальные власти на ответную реакцию. Они были обязаны защитить униженных и оскорбленных жителей. И вскоре береговая охрана начала активно преследовать не только местных, участвующих в этом бизнесе, но и бесцеремонных, развязных лондонцев, которые вздумали расширить масштаб проводимых операций!

Вот такие потрясения в обществе ожидали решительно настроенного Сидни Паркера по возвращении в Сандитон. Он прибыл, ожидая трудностей и неприятностей, но оказался не готовым к последнему шокирующему открытию — Сандитону как курорту грозил полный крах.

Некоторые семейства уже начали упаковывать вещи, готовясь уехать, некоторые поступали так из страха за своих дочерей, учитывая опасную близость «мародеров» в порту. Что же касается осторожных лондонских игроков, они не горели желанием связываться с полицией Его Величества; многие уезжали в страшной спешке. Вскоре о деревушке стала распространяться дурная слава. Статья в газете «Морниг пост» с сообщением об инциденте привлекла общественное внимание к «этим сомнительным интригам, разыгравшимся в некоем курортном местечке на нашем южном побережье». В ней восхвалялись предпринимаемые береговой охраной благородные усилия «искоренить преступное сообщество, возникшее среди невинных искателей удовольствий и респектабельных гостей, совсем недавно осевших на модном курорте».

Подобные откровения можно было счесть дурным предзнаменованием. Сидни застал своего старшего брата Томаса в страшной тревоге за судьбу поселения. Приезд Сидни несколько успокоил мистера Паркера. Его повторное появление было очень своевременным и трогательным: оно свидетельствовало об искреннем беспокойстве о благополучии семьи Паркеров. Он понял, что его младший брат всерьез намерен помочь ему.

— Мой дорогой братец, — уныло пробормотал он, — мы должны увидеть знамение в этих последних событиях. Я боюсь за наш Сандитон и открыто признаюсь в этом. Впервые за все время мне становится страшно за его будущее. Мне более чем когда-либо необходим твой совет, и меня несказанно радует твоя забота.

Что до его коадъютора, леди Денхэм, то ее ничто не могло утешить. Она старалась сохранять хладнокровие, но последний поворот событий привел ее в полное отчаяние. Ее репутация, ее положение в обществе, ее претензии на высокие нормы морали — все пошло прахом. Все ее старания облагородить это великолепное место действия, в котором когда-то доминировало поместье ее первого мужа, были ныне унижены скандалом и грязными обстоятельствами.

— Подумайте о моем положении после всего, что произошло, — жаловалась и стенала она. — Мое имя ассоциируется с преступными элементами! Одно только упоминание о том, что я могла потворствовать подобному беззаконию, поистине беспрецедентно!

Говоря правду, опасаться следовало гораздо большего. Как теперь могла леди заговорить о своих планах строительства Ватерлоо-крещента, как, в конце концов, можно было компенсировать весьма внушительные инвестиции? Она могла говорить и думать только о том, что все рухнуло.

— Что с нами станется, мистер Паркер? — причитала она. — Гости уезжают, и деловая активность угасает вместе с ними, комнаты освобождаются, кругом появились объявления о сдаче внаем, мне теперь некому сбывать бесценное молоко своих коз! Вы должны знать, — добавила она, оборачиваясь к Сидни, — что моих последних козочек только-только начали по-настоящему ценить. В самом скором времени мы стали бы свидетелями того, как многие инвалиды поправляются, как мое чудодейственное молоко вдохнуло в них новые силы.

Кроткая миссис Паркер тоже горько жаловалась Сидни, но ее сетования были вызваны, скорее, разочарованием, постигшим ее супруга. Теперь она видела, что его детище, все его мечты находятся под угрозой, и она столь же сильно опасалась за здоровье и благополучие семьи. Неужели им придется привыкать к мысли о том, что их дети будут расти в стесненных обстоятельствах, в той «дыре» в безветренной аллее, которая раньше была их домом?

Однако следует заметить (хотя сама она не хотела признаваться в этом даже себе), что ей никогда не нравился порывистый ветер, дувший на открытом пространстве, или пронизывающая сырость, от которой не было спасения в Трафальгар-хаусе. Откровенно говоря, она бы с радостью возвратилась в их старое, уютное жилище. И, кроме того, овощей там всегда было намного больше в любое время года.

Сидни с сочувствием выслушал их жалобы, изо всех сил стараясь приободрить свое несчастное семейство. Вероятно, самым необычным, несмотря на все другие обиды и огорчения, был тот эффект, который произвел приближающийся крах Сандитона на его добрую сестру Диану. Она недвусмысленно дала понять, что считает нелепые угрозы его респектабельности публичным оскорблением, нанесенным ей лично.

С того момента как она поселилась здесь, возложив на себя обязанность всегда выступать в роли защитницы Томаса — невзирая на беспокойство о своем собственном здоровье и здоровье Сюзанны, не говоря уже об опасениях, связанных с неминуемой кончиной Артура, — она обнаружила некоторые несомненные преимущества в переселении на побережье, о которых она даже не могла и мечтать! В сущности, благодаря своему переезду она обрела повышенную чувствительность и восприимчивость!

Она всегда стремилась делать добро своим современникам, но до настоящего времени ей не приходилось сталкиваться со столь многими людьми, подобно ей больными и нуждающимися. В этом братстве, в этих товарищеских отношениях она познала более утонченное удовольствие: удовольствие ежедневного близкого общения с родственными, страждущими душами. Леди обнаружила много других способов приносить пользу, а награда за это оказалась равной той, которую она получала от ухода за своей болезненной сестрой и младшим братом.