Наваждение - Елена Ласкарева Страница 63

— Срок? — недоуменно переспросила Катя. — Это что?

— Тюрьма, крошка.

— А за что?

— А за это… — Следователь ткнул пальцем в вещдок. — Статья двести двадцать восьмая, часть вторая гласит: за незаконное приобретение и хранение наркотиков с целью последующего сбыта до семи лет с конфискацией имущества.

— Семь лет? С конфискацией? — ошарашенно переспросила Катя. — А если нет имущества?

— Что-то всегда есть, — резонно заметил следователь.

— У меня только скрипка…

— Страдивари? — хохотнул он.

— Не смейтесь так, пожалуйста, голова болит, — поморщилась Катя. — За что семь лет? Я же ничего никому не сбывала…

— Один черт, детка. Тогда статья та же, часть первая: незаконное приобретение или хранение наркотиков без цели сбыта. Три года.

Катя застонала и сжала виски ладонями.

— Но я ведь не знала… Разве я кому-то сделала плохо? Только себе…

— Конечно, только себе, — подтвердил следователь. — Поздно до тебя это дошло. А незнание законов не освобождает от ответственности.

Катя отвернулась и разревелась от беспомощности и безысходности.

Следователь полюбовался произведенным эффектом, подождал, пока Катя перестанет всхлипывать, и проникновенно поинтересовался:

— Ну, а может, действительно, не твое?

— Не мое! — вскинула на него глаза Катя.

— Может, кто-нибудь тебе подкинул?

— Н-не знаю…

— А ты подумай… Кто мог?

…Димины пальцы медленно разжались, и пакетик полетел в открытую Катину сумочку…

— Никто! — быстро ответила она.

— Кто принес?

— Никто. Я на улице нашла.

— На улице? — присвистнул следователь.

— Ну да. Валялось в подземном переходе…

— И ты все бумажки с земли поднимаешь?

— А эта на сторублевку похожа…

Следователь повертел в руке пакетик и фыркнул:

— Ничего общего!

— А я с бодуна была… — пояснила Катя.

— Тогда похоже, — согласился он. — Значит, все берешь на себя?

— В смысле?

— Никого тянуть не хочешь?

— Но я правда ничего не знаю! Отпустите меня, мне плохо… У меня температура…

Следователь вздохнул и нажал кнопку на столе.

— Можешь идти.

— Домой? — обрадовалась Катя.

— В камеру.

«Злые люди! Злые! Жестокие!

Этот мир проклят! Из него исчезли краски. Значит, исчезла музыка…

А без музыки и без красок он — ничто. Просто пространство, расчерченное ровными линиями — продольными и поперечными.

Мир номер ноль.

Черно-серое чудовище, которое проглотило солнце…

«Горе, горе, крокодил наше солнце проглотил!»

Я отбила все кулаки о железную дверь. Они уже распухли и саднят. От грохота железа звенит в ушах, голова раскалывается.

Но меня все забыли. Никто не подходит.

А мне плохо! Почему никто не верит?!

Вот приоткрылось крошечное окошко в двери, кто-то заглянул и сказал:

— Ломает. Может, тазепам дать или седуксен?

— Перебьется, — ответил ему другой невидимка. — Перебесится.

И окошко опять захлопнулось.

— Спасите! — кричу я. — Помогите!!!

Но всем на меня наплевать.

Мне по-настоящему холодно в одном платье в этом каменном мешке. Стены тут словно пропитаны влагой.

На улице льет дождь вперемежку со снегом — сплошная серая пелена. Но и ее мне видно лишь в крошечное окошко под потолком, заплетенное прутьями решетки.

Почему меня сюда посадили? Разве я преступница?

Никому меня не жалко… Никому я не нужна…

Я умру здесь, прижавшись к стене, свернувшись клубочком, как одинокая собака, а никто даже не узнает…

Сделайте мне укол!!! Помогите!!! Укол!!!

Дверь открывается, и входят две здоровенные тетки. Одна наотмашь бьет по лицу, а вторая набрасывает мне на голову какой-то балахон.

Теперь я похожа на кокон. Не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Не могу подняться. Ничего не могу. Только кататься по полу и орать.

Руки неудобно прижаты к груди, ноги спеленуты…

Злые люди! Злые! Жестокие!»

— Как самочувствие, Криницына?

— Спасибо… лучше…

— Скажите, вы знакомы с Чикиным Владимиром Леонидовичем?

— Нет. Впервые слышу.

— Ну как же! Он ведь был на вашем… дне рождения…

— Я не знаю фамилий и имен…

— М-да… Только клички? Так и запишем… А с Антоновым Вячеславом Ивановичем?

— Нет…

— Так ведь это хозяин квартиры.

— Он Антонов?

— Представьте себе. И долго вы там прожили?

— С лета.

— И за столько времени не удосужились познакомиться?

— А что, я ему в паспорт смотрела? — огрызнулась Катя.

— А кто вам Поляков Дмитрий Владимирович?

— Никто.

— Совсем никто? А он, представьте, тоже из Рыбинска…

У Кати внутри все похолодело. Они знают, что Димка был с ними, они всех переписали по паспортам… Надо постараться убедить их, что Димочка оказался с ними случайно…

— Значит, совпадение. — Она безразлично пожала плечами.

— А вот все эти незнакомцы прекрасно знают вас, Екатерина Степановна, — торжествующе сказал следователь. — И все они, как один, заявили, что вы проживали совместно с ними в квартире и регулярно употребляли наркотики. А вот где вы их брали — вопрос!

— Подождите, подождите, — остановила его Катя. — Я не поняла. Это кто сказал, что я… употребляла?

— Все, — развел руками следователь.

— Когда?

— Да вчера утром. Мы всех допросили, и показания совпадают. Полное единодушие.

— Нет, — шепнула Катя, покачала головой и добавила громче: — Нет! Неправда!

— Да вот у меня протоколы. Подписаны собственноручно. Показать?

— Да.

Он положил перед ней несколько листов бумаги. На одном из них был действительно Димкин почерк: «С моих слов записано верно» и красивая роспись с элегантной загогулинкой.

Катя лихорадочно пробежала по нему глазами сверху вниз.