Танец для двоих - Виктория Клейтон Страница 63

— Думаю, я знаю, что Джереми имел в виду.

Мы побежали наверх, в мою комнату. В раму картины, изображающей Торнфилд-Холл, была вставлена записка. Я остановилась на минуту, чтобы спрятать халат Джереми, который валялся у меня на кровати. Затем мы с Ники помчались в направлении, указанном во второй записке. Помимо записок мы находили и другие предметы, забытые на многочисленных шкафах, стульях и креслах. Мы нашли несколько пар ножниц, упаковку жевательной резинки, пару завонявшихся костей, позеленевший сандвич, бриллиантовое кольцо и школьный пуловер Ники. Ники был невероятно счастлив — находка спасла его от нагоняя классного руководителя. Записки Джереми становились все более развязными, некоторые я старалась не показывать Ники — я считала их чересчур фривольными для ребенка.

— Думаю, что это оранжерея, — произнес Ники, после того как мы закончили хихикать над очередной запиской. — В прошлом году синица свила там гнездо. Иди и проверь! А я осмотрю клетки с чучелами птиц на лестничной площадке возле папиной спальни. Поторопись, Виола!

Я покорно побежала вниз, в оранжерею. В холле я обогнала Лаллу и Джайлса, они отстали от всех. Все их разногласия были забыты, Джайлс держал в руках листок бумаги и корчился от смеха.

Сэр Джеймс стоял в оранжерее в одиночестве. Он наклонился над папоротником и не видел меня.

— Здравствуй, мой малыш! — голос сэра Джеймса звучал на удивление нежно. — Ты выглядишь замечательно!

На минуту я подумала, что за цветами прячется леди Инскип, но вспомнила, что только что видела, как она, помолодев от возбуждения, пересекала холл вместе с Френсисом. Сэр Джеймс нежно погладил зеленый лист, а затем поднес его к губам. Я испытывала подобные чувства, когда целовала крохотные листочки своей герани. Но мне казалось, что сэр Джеймс способен на проявление чувств не более, чем придорожный камень. Треснувшая плитка заскрипела под каблуком, сэр Джеймс резко обернулся с ругательствами. Пронзив меня взглядом, он вышел, не произнеся ни слова.

Я обыскала в оранжерее каждый дюйм, но ничего не нашла. Заглянув под лавки вдоль стен, я выпрямилась. Прямо передо мной стоял Френсис. Он тяжело опирался на палку и слегка покачивался. От него разило перегаром. Я поняла, что Френсис довел себя до нужной кондиции изрядной порцией бренди.

— Ты выглядишь счастливой, Виола! Ну как, тебе удалось разгадать загадку?

— Я в тупике. Кажется, я ищу в неверном направлении. Мне нужно найти Ники, может, он оказался более удачливым, — пролепетала я.

Френсис стоял спиной к свету, его лица почти не было видно в густой тени, но мне казалось, что я могу читать его мысли. Он протянул руку, чтобы убрать локон с моего лба. В его жесте было что-то интимное, словно он собирался сорвать рубашку с моей груди. Самое странное было то, что я и не думала сопротивляться. Мне нисколько не нравился Френсис, но я стояла перед ним неподвижно, словно завороженная, как беспомощный кролик перед раскрытой пастью удава.

— Не вздумай убегать! У нас ни разу не было возможности поговорить. Ты чем-то очень похожа на свою тетю. Конечно, я имею в виду не внешность. Твое лицо — точная копия лица матери.

— Вы не говорили, что знаете мою маму. — Я никогда не могла устоять перед искушением услышать что-то о своей маме, хотя зачастую мне было обидно, что какой-то незнакомец знает о ней больше, чем я.

— Неужели? — Френсис самодовольно улыбнулся. — Конечно, я знал ее. Я хорошо помню вечер, когда впервые ее встретил… Я пригласил Пусси поужинать в итальянском ресторане. Мы уже собирались уходить, когда появилась твоя мама в сопровождении скромного, заикающегося молодого человека. Любая другая женщина в зале казалась бесцветной по сравнению с красавицей Констанцией, хоть она тогда была очень молода, почти ребенок. Я отвез Пусси домой, а сам вернулся. Констанция обрадовалась, увидев меня. Ее лицо было прекрасно, она понимала силу своей красоты. Мы протанцевали весь вечер. Она ликовала, наслаждаясь своей неотразимостью… У тебя такие же аметистово-серые глаза и такие же длинные темные ресницы, но твое лицо мягче. В твоем лице особое очарование. Пусси была кошечкой, а твоя мама — тигрицей. Кто ты на самом деле? — Он придвинулся ближе, и я почувствовала на щеке его дыхание. — Теперь ты смущаешься… Как очаровательно! Если б только женщины могли осознавать, насколько они прекрасны. Посмотри на меня, Виола!

К своему удивлению, я подчинилась. Луч света упал на лицо Френсиса, он крепко сжимал мои запястья. Я видела удовлетворенность в его глазах и чувствовала особое, болезненное возбуждение от его властных прикосновений. Вопреки моему желанию Френсис притягивал меня. Я понимала, что он пустой, тщеславный, беспринципный и, может, даже опасный человек, но его особая физическая привлекательность не оставила меня равнодушной. Я узнала особый трепет, вызываемый порочной жаждой сексуального наслаждения. Отец назвал бы Френсиса донжуаном, вкладывая в это определение все самые негативные характеристики человека. Я была дочерью своего отца — в последнюю минуту мне удалось взять себя в руки.

— Господи, Френсис! Все это очень мило, но ужасно банально. Я имею в виду рассказы о тиграх и котятах. — Я засмеялась, несмотря на то, что он больно сжал мои руки. — В наше время женщина хочет слышать, насколько она интеллигентна, как умело поддерживает разговор… О Ники, я только собиралась бежать за тобой! Боюсь, что в оранжерее ничего нет.

— Я нашел, я все нашел! Привет, дядя Френсис! Ты что, сдался и прекратил искать? Извини, я не могу сказать, где находится сокровище. — Ники довольно захихикал. — Я не совсем понял, что написано в этой записке, но, кажется, здесь что-то очень неприличное. Виола, не показывай записку дяде Френсису!

Я прочитала каракули на смятом листе бумаги.

«Я, Цезарь, когда услышал о славе Клеопатры,

Немедленно помчался в бой.

Опередив легионы, вторгся в ее регионы.

Veni. Vidi. Vici».

Ники свалился на пол от смеха. Френсис разжал руки. Он стал багрового цвета от ярости.

— Я тоже не поняла, что здесь написано, — сказала я. — Что означает «Veni. Vidi. Vici»?

— Пришел, увидел, победил, — произнес Френсис, лишив Ники возможности похвастаться своими знаниями.

— Это каким-то образом относится к Клеопатре, у нас была картина с ее изображением, — сказал Ники.

Мы побежали, оставив Френсиса одного в оранжерее. Он стоял, тяжело опершись на палку, — отвергнутый стареющий ловелас.

В бильярдной Ники раскрыл ящик с мумией. Я с трудом заставила себя взглянуть. То, что лежало внутри, лишь отдаленно напоминало человека. Скорее древесный обрубок, туго обмотанный грязными бинтами.

— Это здесь, мы нашли сокровище! — закричал Ники, вытянув из глубины коробку, прикрепленную к туловищу. — Шоколад, «Кэдбери милк»! Bay, мой любимый! Смотри, Джереми привязал к руке мумии перстень! Вряд ли это можно назвать сокровищем, если, конечно, перстень не золотом.